Вадим Рабинович - Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух

А ТЕПЕРЬ ЕЩЕ ОДИН СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ нашего героя: он - глазами его сослуживцев, преподавших ему и миру урок, который можно было бы назвать так: как надо обойтись с тем, кто учит читать текст. Как, выражаясь совсем уже современно, сшить дело тому, кто... Преднамеренно заказное дело, приуроченное к Сансскому собору (1140 год), вполне почтенному судилищу, на коем теперь уже окончательно и, как думалось, на все времена был вышвырнут за все мыслимые пределы нормальной человеческой - и нормальной ученой жизни страстотерпец и великомученик Петр Абеляр, посягнувший на овладение умением читать текст. Подумать только, и священный текст тоже!

Письма современников и участников Сансского собора, Письмо Гильома, Послание папы Самсону, Рескрипт папы дают возможность реконструировать этот устрашающе поучительный, в высшей степени социальный, урок; как проучить того, кто учит читать...

Дело, как всегда, затевает не самый главный, - так сказать, инициатива снизу, - участник травли - аббат Гильом, в письме к Готфриду, епископу Шартрскому и Бернару, аббату Клервоскому, зловеще замечая: "...ибо молчите и вы, и другие, коим надлежало бы высказаться". Начало положено. Нужны высказывания, точнее, система высказываний, должных выпестовать Абеляра в качестве мишени для травли. Так сказать, нарисовать образ врага...

Как это делалось?

Перво-наперво следует убедить публику, что Христово отечество в опасности: "Ведь когда я вижу, что вера общего упования, которую Христос осветил для нас своею кровью, за которую апостолы и мученики наши боролись вплоть до смертного часа и которую святые учители путем тяжких трудов и великих стараний сохранили неповрежденной, защищенной и нерушимой до печальных дней нашего времени, когда я вижу, что эта вера подрывается столь серьезным и опасным образом, в то время как нет никого, кто оказал бы этому сопротивление и противодействие, я стражду и от скорбящей души и сокрушенного сердца принужден говорить о том, за что, если бы это было необходимо, я готов был бы и умереть", - продолжает аббат Гильом. Нужны защитники Христовой веры, как бы жалеющие - на словах, конечно, - себя. На самом же деле не жалеющие Абеляра, эту "язву здешних мест". Молчаливое осуждение никому не нужно. Оно опасно не только для церкви, но и для самих молчащих (а это куда важней): "...молчание ваше - опасно как для вас, так и для церкви божьей". Так запугивает Гильом тех, кто не прочь отмолчаться. Потому что обязаны не только голосовать, но и выступить. Всенепременно принять участие в прениях, иначе... Это будет замечено со всеми вытекающими... При этом форма обличений не особенно важна; важно, чтобы имело место обличение, способное взволновать и повести: "...мне неважно, что я, может быть, не угожу вам словесно, лишь бы только я был угоден по вере и вы бы пришли в волнение ..." Слава в этом случае отступает, уступая сцену жизненной, вполне человеческой, страсти ошельмовать и извести. Здесь же, в этом инициирующем письме Гильома, делается упор еще на одну, я бы сказал, наиглавнейшую вещь: Абеляр - "внутренний враг, не изучающий, а критикующий, не подражающий, а исправляющий...", и потому сеющий новое, что во всех случаях колеблет освященный веками незыблемый образец, "ибо Петр Абеляр... учит новому, пишет новое... его новые суждения... и новые его учения... распространяются... и проповедуются". Еще: "Я был тяжко смущен непривычными новшествами в выражениях о вере и новыми измышлениями неслыханных значений..." И наконец: "...он привык высказывать... свои собственные измышления и ежегодные новшества".

Критикующий, исправляющий... Именно это магистр Петр делает с текстами; он их читает, то есть критикует и исправляет. В результате "книги его переплывают моря и переступают через Альпы", но, поскольку Абеляровы книги "ненавидят свет", их, "даже разыскивая", "нельзя отыскать". Но, понятное дело, разыскать их, конечно же, следует, а их автора принудить к молчанию.

Итак, Абеляр - внутренний враг, взыскующий нового и это новое сеющий; он покушается на образцы как основу основ Христовой веры, которая в опасности и которую следует защищать не только словом, но и делом; отмолчаться же не удастся никому - "во избежание ..." Учение Абеляра - мрак; все, что не есть это учение, - в лоне божьей церкви, конечно, - свет.

По этой примерно выкройке следует "сшить дело", сделав этот пошив не столько индивидуальным, сколько всеобщим. Причем в этом деле важна не столько буква, сколько дух. "Правовое" мышление в этой социально показательной акции попросту неуместно, ибо охранители церкви защищают свою подопечную скорее делом, чем словом; они живут в этой травле и этой травлей. Но прежде необходимо в намеченных контурных рамках прописать портрет-мишень гонимого еретика; выписать этот портрет в слове, в привычных литерах привычного текста, внятного слуху друг друга, но и всех пасомых, которым предстоит кричать залихватское "Ату!", топтать и пинать свою жертву, под дикое, коллективно-массовое у-лю-лю с хрипотцой...