«Еле дождался я 1-го октября. С замиранием сердца подошёл к стене, на которой висели списки фамилий зачисленных в семинарию. Несколько раз прочёл я все столбики, но моей фамилии в их рядах не оказалось. Отошёл я в сторону, сел на лавку и горько заплакал. Что мне теперь делать? Возвращаться в село к матери в таком виде — стыдно...
Окружили меня мои товарищи по работе, стали утешать. Говорят мне:
— Не огорчайся. В этом году не прошёл, так в следующем попытайся ещё раз. А весь год готовься. Оставайся у нас в монастыре послушником. Будешь ходить по праздникам в храм, многое узнаешь, а в будни будешь вместе с нами по-прежнему Лавру восстанавливать. Мы к тебе привыкли, труд ты любишь, мы за тебя попросим наместника, чтобы он тебя принял.
Я поблагодарил ребят и утешился. Они принесли мне чёрный подрясничек для посещения храма, сказали, что наместник принять меня благословил, что теперь я буду ходить в столовую и рано утром, и в обед, и вечером. О, это была большая радость! Но где мне ночевать, никто мне не сказал, а я сам постеснялся об этом спросить. Так что спать я продолжал по-прежнему на улице. Но наступили холода, по ночам морозило. Я нагрёб сухих листьев под клеть (под сводчатые арки), сделал себе нечто вроде норы, забирался туда с вечера, укрывался подобранными лохмотьями и спал до утра как убитый.
Однако вскоре морозы помешали мне спать. К утру я весь дрожал от холода, зуб на зуб не попадал... Однажды я еле дождался утра, когда загорелся свет в столовой и дверь туда открыли. Я пришёл туда синий, закоченевший, весь в листьях, в пыли, в грязи, ведь около двух месяцев я не мылся, не переодевался... Тут я встретился лицом к лицу с наместником Лавры архимандритом Иоанном (будущим епископом Псковским). Он ужаснулся моему виду и спросил меня:
— Откуда ты? Кто ты?
Наместник отвёл меня к иеромонаху Арсению (Булагину), бывшему арестанту. Мне дали матрасик, одеяло, подушку. И стал я жить, как все послушники: мылся, переодевался, имел крышу над головой, питался и работал. И сказали мне, что самое главное с моей стороны — это иметь полное послушание своему старцу, у которого я в келье живу».
Казалось, судьба улыбнулась Вадиму, но Господь продолжал испытывать его терпение.
Ночные молитвы у отца Арсения
Старый иеромонах начал поднимать Вадима среди ночи на молитву. Юноша послушно вставал, выстаивал длинные молитвословия, но ничего в них не понимал и клевал носом. Задолго до рассвета монахи шли на полунощницу в пять часов утра, а потом каждый приступал к своему послушанию. Весь день проходил в тяжёлой физической работе на стройке, на морозе, на ветру. Вадим уставал до изнеможения и, попадая в тепло, в свою келью, тут же засыпал как мёртвый. Нелегко было в час ночи старику его добудиться. Он сказал Вадиму:
— Ты крепко спишь потому, что у тебя матрас, голова — на подушке, а сам ты закутан тёплым одеялом. В монастырь приходят не для того, чтобы есть сытно да спать вдоволь. Надо бороться с похотями своей плоти, иначе душу не спасешь. Ты, брат, больше не спи на подушке. Вот тебе толстое полено, ты его клади себе под голову, на нем спать не будет хотеться. И постель по вечерам тебе нечего раскатывать — лёжа на жёстком полу, скорее проснёшься.
Вадим беспрекословно подчинился своему суровому начальству. Он спал теперь на полу, с поленом под головою, но спать все-таки хотелось: усталость и молодость брали своё. И хоть он ничего не понимал в славянских кафизмах, но терпеливо выстаивал рядом со священником ночные часы. Господь сжалился над смиренным юношей. Его измученный вид привлёк внимание наместника. Ночью, задолго до полуночницы, архимандрит Иоанн вошёл в келью к отцу Арсению. Он застал священника вместе с Вадимом стоящими на молитве в тёмной келье со свечами в руках.
— Как? Ты уже встал? И постель свою успел скатать? — приветливо спросил Наместник Вадима.
— Да я её и не раскатывал, — пробормотал Вадим, протирая сонные глаза.
— Почему не раскатывал? И подушку не брал?
— Да мне святой отец сказал, чтобы я спал на полене вместо подушки.
Наместник поднял с пола тяжёлое полено и сказал, обращаясь к отцу Арсению:
— Вот я сейчас тебя огрею самого этим поленом! Что ты издеваешься над мальчишкой? Я его тебе вместо сына дал, чтобы ты о нем заботился, как отец родной, а ты спать ему не даёшь, по ночам будишь! Что ему даёт твоё бормотание молитв? Ведь он сонный, еле стоит, а днём как тень ходит — высох весь! Он стал уже негоден для тяжёлой работы. До чего ты, старик, его довёл? Ему двадцать лет, а ты из него святого сразу сделать хочешь? Пойдём, Вадик, со мной, я помещу тебя в другие условия. Тебе жить надо, а не умирать. Пойдём, бери свою постель...
Читать дальше