Иерофей Влахос - Одна ночь в пустыне Святой Горы

Я храню все в памяти, но более всего — в сердце, все моменты той беседы. Позвольте мне рассказать о том, кого я повстречал и о чем мы говорили.

На западе заходило солнце. Утренние часы на Горе упоительны и чарующи, ночной мрак рассеивается, когда монахи находятся в соборных храмах святых обителей, возглашая: Слава Тебе, Показавшему нам свет… Кто-нибудь может сказать, что тьму разгоняют сладчайшие мелодичные голоса, благозвучные удары бил резкие удары талантов. Послеобеденное время исполнено тишины. Прошел день борьбы, и ночь набрасывает свой покров, под которым монах скроет бесконечные труды, обильные слезы и многие духовные подвиги. Заходит солнце, но солнце в сердцах подвижников не гаснет. Постоянный, ярко освещенный день пребывает в их чистых сердцах, не омрачаемых тучами страстей. Вечер на Горе! Вечера, исполненные чуда, исполненные благодати, покрытые молчанием.

После вечерни монахи не спеша, с лицами, обращенными к земле, выходят из монастырских соборов или же из небольших церквей при своих жилищах на природу для небольшого отдыха, садятся на каменную скамейку и предаются молитве, сладчайшему имени Христову. Они желают и подвизаются написать его в своих сердцах золотыми буквами молитвы. Захватывали меня эти часы тишины, когда дремлет природа, когда лишь слышно иногда, как море играет о скалы, когда царственное солнце украшает небо всеми красками Природа Горы благодатна и в другом — в сиянии молитвы и святости. Нетварная благодать переходит из души в тело и распространяется на бессловесную природу и на все творение. Нет там диких зверей или, по крайней мере, ты не увидишь, что они дикие — все умиротворено. Денно и нощно Гора пламенеет молитвой. Ее природу умиротворяют дивные голоса монахов сладкозвучные била и послушание. Здесь чуднотекущие воды, целебнейший воздух и пронизывающий морской ветер; повсюду тенистые рощи и вечнозеленые побеги, радующие глаз; разнообразная растительность — маслины, виноград, лавровые и миртовые деревья. Не говорю о других плодах здоровой земли, доставляющей пищу и утешение. Тучи прекрасно поющих птиц: среди них соловей, черный дрозд и ласточка, голоса которых раздаются тут и там (Евгений Болгарин).

Меня не захватывает сильно природа, но природа Святой Горы благодатна. Может быть, потому, что смотришь на нее, имея в виду боголюбивых монахов и просвещаешься. Может быть, потому что восприми маешь ее не зрением и слухом, а благодарным сердцем. И сердце учится любить и благоговеть. Может быть, этому сильно способствует тишина в полном смысле слова, ибо нерассеянная жизнь с надеждой на Бога естественно приводит душу к пониманию творения Божиего (святитель Григорий Палама).

Вечер на горе. В то время как солнце заходило, я поднимался на вершину горы. Закат застал меня, когда я с усилием шел по узкой и трудно проходимой тропинке на восток. С моей малой верой я чрезвычайно утомился от такого восхождения, радостного для верующих, воплотивших на практике мужественное решение отречься от мира со всеми его прелестями и соблазнами и возлюбивших аскетическую жизнь. Наконец, я кое-как поднялся на северную сторону Горы. Вспомнились слова святителя Иоанна Златоуста: Горячая любовь к Тебе и горячее желание Тебя охватили этих ангелов, и еще больше возгорелись в них желание и любовь. Ибо не может возжечь так слово, как созерцание дел.

Справа и слева возвышались неприступные горы с острыми вершинами, подобно голосу и жизни обитателей Горы, как бы пронзавшими небо. Я шел с опущенной головой, с молитвой на устах, в сердце и уме, ибо так подобает посещать Священную Гору — с чувствами простого паломника. На горах на небольшом расстоянии видны жилища; это келлии пустынных отцов-монахов. Одна — в пещере, другая — поодаль; глядя на нее, кажется, что она упадет в море. В этих небольших пещерах живут пчелы духовные, собирающие сладчайший мед — безмолвие. Мне вспомнилось Славословие, составленное святым Никодимом для отцов-агиоритов, и я начал петь: О пчельник. Богом собранный в расщелинах и пещерах Горы, как в умопостигаемых сотах, изготавливающий сладчайший мед — безмолвие. Подобные келлии есть и на южной стороне Горы. Там вид несравненно более вдохновляющий. По красноватой поверхности гор, будто смазанных ржавчиной, ползет на страшную высоту вплоть до вершины множество жилищ. Такие же жилища находятся в пещерах, вход в которые загражден стенами, оставляющими лишь подобие небольшой двери. В ином месте на маленьком выступе скалы некоему мужественному пустыннику удалось построить настоящую церквушку с куполом, одну или две келлии и разбить садик на принесенной почве, где растет удивительный букет из ярко-зеленых кустарников, придающих местности чрезвычайно экзотический вид. Все это напоминает гнезда ласточек. Подвижники общаются между собой, используя малоприметные, неразличимые с моря тропы. Но взбираться — решение весьма смелое. Многие годами не покидают свой тесный угол. Поэтому при наиболее крупных жилищах аскетов есть небольшие захоронения, а внутри пещер — кладбища, где хранятся кости братии; на лбу каждого черепа — надпись с именем и датой успения (Фотис Кондоглос). Справа и слева рассеяны эти духовные чайки, голуби небесные, живущие в Боге и восходящие до третьего Неба. Это зрелище наблюдает всякий, кто, подобно мне в тот вечер, поднимался по узкой тропинке на северной стороне Горы. Оно потрясает его. Чувствуешь благодать Божию, которая освежает и одновременно пылает в тебе, как в горящем и несгораемом кусте Моисея. Вспоминаются предшествующие отцы, покинувшие это место и ныне спокойно и безмятежно почивающие в ожидании архангельского гласа и прихода Жениха, с Которым они обручились, решительно отвратив свое сердце от мира со всеми его благами. В здешней жизни они боролись, чтобы обрести мир души, и обрели его. Ныне они покоятся на лоне Авраамовом. Глас Христов: Не умер, но спит — с силой раздается в этих отдаленных местах.