Елена Богушева - О воспитании мальчика в неполной семье верующей матерью

Мы договариваемся не смотреть телевизора постами, стараемся поговорить о тех событиях в жизни Церкви, которые случались в тот или иной день, приходящийся на пост. Бывало и так, что, находясь в неверующей семье во время поста и глядя на обильную скоромную трапезу хозяев (мы или пили чай, или просили хозяев отварить нам картошечки), сын осторожненько просил: может быть, съесть ему кусочек мясца, так оно аппетитно пахнет... Я не запрещала ему, говоря: конечно же, если это принесет тебе радость и наслаждение, ешь. Ведь не пища приближает нас к Богу. Подумав, Илья отвергал мысли о скоромной трапезе. Дескать, ну, наемся я. А дальше? Только казниться буду, что нарушил пост, терпеть лучше, и на душе чище и спокойнее. А в последнее время стал говорить мне, что, конечно же, он любит и Рождество, и Пасху, и Успенье, и День Петра и Павла, но жаль, что посты кончаются очень скоро.

Благодаря ребенку у нас в доме молятся перед едой и после еды, он строго следит за этим. Причем благословлять трапезу как единственному мужчине в семье всегда предоставляется ему Я вижу и чувствую, что храм — это единственное место, где сын находится в ладу и со мной, и с собой, и с окружением.

Бывают и казусы. Если мне не удается убедить мальчика в нецелесообразности какого-нибудь намерения, то говорю ему: пойди, благословись на задуманное (или просимое) у батюшки. Благословит — делай. Не благословит — не обессудь. Однажды возмутился: что это ты, дескать, чуть что — благословляться меня отправляешь. Ну, говорю, может быть ты и крест с себя тогда уже снимешь. Если ты делаешь что-то, что считаешь правильным, то почему не благословишься на это? А если знаешь, что не прав, почему тогда делаешь? Молчит. Но не делает того, что собрался было делать.

Конечно, случается и так, что он может и погордиться, и слукавить, и поупрямиться, но батюшка строго следит за этим, и всегда его вразумляет. Если батюшка благословляет Илью взять что-либо с канона, то мы с бабушкой всегда подчеркиваем, что по милости Божией мы с ней дожили до того дня, когда наш мужчина может нас прокормить. Друзья сына относятся к нему с уважением: он занят серьезным и ответственным делом.

Ко многому обязывает мальчика и ношение стихаря. Совсем недавно некто сообщил мне, что ребенок мой сквернословит Я сразу спросила его об этом. Он и не отрицал. Дескать, один мальчик сильно пнул его, вот он и не сдержался. А я ему: нет, ты представляешь, что ты придешь в храм, облачишься в стихарь, а прихожане-то и вспомнят, как видели тебя и слышали твое «красноречие». Каково батюшке? А мне? А тебе самому? Ведь те же уста, коими ты славишь Бога, извергают и бранную речь. Вырастешь ты, станешь священником, а люди будут вспоминать, что священник-то — тот самый мальчик, который бесстыдно ругался. Кто к тебе пойдет? Ты нам так всех прихожан распугаешь. Я и не думала, что он так расстроится. Ходил, исповедывался и долго переживал.

Сын очень любит паломнические поездки по святым местам и к святыням. Их школа часто вывозит своих воспитанников по монастырям Московской и близлежащих областей. Когда я еду в какой-нибудь московский монастырь, то непременно беру с собой Илью. Так, вместе с нашей общиной ездили в Новодевичий монастырь, когда пребывали в нем мощи святого великомученика и целителя Пантелеймона. Так, вместе с общиной сын ездил на освящение храма Христа Спасителя. Несмотря на раннее утро, он никоим образом не высказал недовольства на то, что пришлось рано вставать и ехать.

Он теперь специально для меня привозит почитать религиозную литературу. Если вдруг ко времени его возвращения из школы у нас в храме начинается всенощная, то он спешит успеть и на нее, хотя, бывало, и спрашивал, может быть, ему отдохнуть сегодня, все-таки неделя школьной жизни была нелегкой. Я всегда отвечала ему, что вопросы такого рода он должен научиться решать для себя сам. Хочет —идет, хочет —не идет. Тем не менее сын всегда решает идти. Недавно их школу посещал святейший патриарх Алексий II. Все детки подходили под благословение Его святейшества. Сын был в благоговейном восторге и все повторял: «А он такой простой, такой добрый...».

Мне могут заметить, что я подавляю личность ребенка при помощи религии. Но это не так. Где-то читала, что в переводе с древнерусского «отрок» — значит «не говорящий». Молчащий, внимающий. Нам, взрослым, внимающий. Кто же, если не я и не Церковь Божия, научит моего ребенка отвергать худое и избирать доброе? Почему мы должны утаивать от детей последствия, навлекаемые на их души мирскими удовольствиями? Неужели же любить детей — это постоянно кормить их шоколадом? Некогда меня уже упрекали одни родители —ты заставляешь, вынуждаешь ребенка выбирать. Да, я и не скрываю этого. Но я предупреждаю его о последствиях того или иного шага. На самом-то деле —можно все. Но есть последствия. И мой ребенок должен о них знать. Ибо «все мне позволительно, но не все полезно». Если он растет верующим человеком, то я должна помочь ему победить в себе дурное, помочь укрепиться в вере и благочестии. У нас же получатся наоборот: сначала учим детей дурному, а потом отчаянно переучиваем. Кто скажет, что смог окончательно переучить дитя, вкусившего мирских прелестей? Того, для кого нет ничего святого?