Елена Богушева - О воспитании мальчика в неполной семье верующей матерью

Я прочла их вначале сама, а потом дала прочесть сыну. Кроме того, ему подарили книгу «Мальчишкины тайны», в ней можно читать не все (есть про йогу и еще что-то такое), но вопросам подросткового периода посвящено довольно много, и объяснения достаточно целомудренные и благопристойные.

Не обходится и без казусов. Например, совсем недавно мы сели с сынишкой помечтать. Я и говорю ему: вот вырастешь, женишься, рукоположишься, родится у тебя сыночек, приведешь его в алтарь, вырастет батюшкой. Он женится, рукоположится, родит себе сыночка, приведет в алтарь, опять вырастет батюшка. Так у нас и поведутся местные священники. А сын спрашивает: что, если родится не сыночек, а дочка?

Совсем недавно тема подросткового возраста стала муссироваться сыном вновь. Все его друзья за одно лето выросли в «дяденек», усатых, волосатых, с прыщиками и ломкими голосами. Сын отчаянно ждет, когда с ним начнет происходить то же самое. Считает, на сколько сантиметров он сможет подрасти до восемнадцати лет, разглядывает наличие волосков на руках, ногах, радуется каждому прыщику (которые появляются совершенно случайно), проверяет, выросла ли у него гортань.

Я пытаюсь немного успокоить его волнение, связанное с мнимым запаздыванием взросления, говорю, чтобы побыл еще немножечко ребенком, ведь всю оставшуюся жизнь ему придется пробыть взрослым, что пусть не расстраивается, на будущий год у него непременно вырастут и борода, и усы, и он догонит еще своих приятелей в росте.

Хочу сказать, что мой мальчик пока достаточно целомудрен. Хотя он и осведомлен в вопросах интимной жизни людей, всем ходом его чувств и рассуждений можно управлять с позиций христианского миропонимания. Он намеренно не смотрит фильмов с «откровенными сценами» (а ими сейчас напичканы даже истории о похождениях Геракла или аргонавтов, и никогда не знаешь, где и когда на передний план выступит обнаженная натура); он не терпит, когда кто-то нецеломудренно говорит о потаенной стороне людских отношений, не дружит (или старается не дружить) с теми, для кого сей «интересный предмет» служит поводом постоянного беспокойства. Дай Бог все это сохранить.

Сын уже четыре года послушничает при алтаре. Почти каждое воскресное утро, а теперь еще и каждый субботний вечер, а иногда и чаще на протяжении четырех лет мы с сыном спешим в храм. Он — в алтарь, я — на клирос. Мы оба любим каждый свое послушание и живем, что называется, от службы до службы. Если он болеет или занят в школе, то скучает по нашему храму и со страстью в голосе повторяет: «Не могу, хочу к алтарю. Хочу в наш храм, к нашему батюшке». Благоговеет перед священством, у всех подряд батюшек просит благословения, целуется со всеми старцами, каких только встречает. Я всегда прошу его решать возникшие нравственные и духовные проблемы со священниками: с нашим батюшкой или с духовенством их школы.

Сын принес домой целый мешок угля, ладана, огарков свечей со святого престола. Он точно знает, какой огарочек «греческий», а какой — «патриарший». Любит окуривать квартиру ладаном. У него своя маленькая библиотечка духовной литературы. Он имеет свой каноник и свой молитвенник. Его по-прежнему впечатляет мученичество. Некоторое время назад наш батюшка находился на лечении совместно со священниками, вызволенными из чеченского плена, которых пытали: одному отрезали фаланги пальцев, другому вырезали ножом на лице кресты, их принуждали отречься от Христа, но они не отреклись, стали исповедниками.

Теперь мальчик бредит этим. В одном из сочинений написал, что истинное счастье —пострадать за Христа. Однако, чтобы потерпеть за Христа, нужно много Его возлюбить. А мы иногда не способны на это. Чтобы терпеть муки Христа ради, надо приучить себя сначала к малому: отказаться от некоторых ненужных удовольствий (не смотреть бокса по телевизору, например), научиться терпеть обиды, не стыдиться своих христианских принципов (ведь кому-то они кажутся дикими, отсталыми, ограничивающими «свободу личности») и не чувствовать себя «белой вороной», это тоже подвиг. Ведь верный в малом и во многом верен.

Сейчас сын строго соблюдает посты и противится тем взрослым, кто не понимает его настроя и пытается во время поста накормить его чем-нибудь скоромным. А взрослые не понимают ребенка, который может отказаться от бекона, торта или мороженого. Перед каждым постом он спрашивал меня, как ему поститься: строгим постом или послабленным (с молоком и яйцами). Я всегда отвечала, что это только его решение, ибо только он может решить, как ему поститься. Скажи я ему: ослабь пост, а окажется, что он был способен на более строгий. Скажи: строгий, а он не выдержит. Так что пост он должен избрать для себя сам, причем смысл поста — не только воздержание в еде.