Елена Богушева - О воспитании мальчика в неполной семье верующей матерью

Но кто измерил чувства человека, который потерял мать, отца или же обоих родителей? Кто видит его плачущее сердце и тоскующую душу? Взрослые и то не всегда могут осознать такое, что же говорить о детях. Точно такие же мальчики, с руками, ногами живут рядом, играют, учатся. И как будто бы у них все, как у всех. И поэтому с ними и обращаются, как с «нормальными» детьми, а не как с подранками. Мой сын рассказывал мне о своих товарищах по корпусу, и я знала о судьбе многих детей, знала и о сиротах. Он говорил о тех подшучиваниях над ребятами, которые всех забавляют. Детки-то у нас наблюдательные и остроумные. Быстренько отыскивают какое-либо отличие или нестандартность в товарище —вот и повод для всеобщей «радости». Как будто бы все совершенно безобидно. Подшучивают надо всеми, поддразнивают каждого.

И вот однажды сын рассказывает мне об очередной забаве, вроде бы и безобидной, но центром забавы, к ужасу моему, оказался мальчик, чья мать умерла всего несколько месяцев назад после тяжкой болезни и фактически на глазах своего девятилетнего ребенка. Я попросила сына оставить в покое сироту и, по возможности, не давать другим мальчикам подшучивать над ним. Согласился. Но все же над сиротами продолжали подшучивать, и сын периодически, со смехом, рассказывал мне об этих шутках.

И как-то раз я не выдержала. После одного такого повествования, по дороге в храм, я сказала сыну, что коль скоро моими словами о том, что сирот обижать нельзя, он вразумиться не может, то Господь вразумит его иначе: догадайся сам, каким образом. Написано в Писании: не обижать вдов и сирот, это заповедь Божия, ибо Сам Бог призирает сирот и вдов и заступается за них. Хочешь попробовать противостать Ему? Хочешь почувствовать, каково быть сиротой? Хочешь узнать, каково бывает, когда и без того больно, одиноко, горько и тяжко, а тут находятся такие вот «шутники», хочешь это узнать? Поверь, тебя вразумят

Может быть, кое-кто и скажет мне, что это жестоко. Но ведь это правда. После такого внушения сын мой не принимал участия в подтруниваниях над сиротами и начал за них вступаться. Более того, вокруг него сплотились и другие, вместе они дают отпор обидчикам и без того обездоленных детей.

Пока сын был мал, такой проблемы не стояло. Началось все со школы, причем безудержно. Рассказывая о новых товарищах, сын стал называть не их имена, а прозвища, которые успели присвоить им их приятели. У кого-то перевиралась фамилия, у кого-то имя, кто-то получил кличку за внешность. Конечно же, я была недовольна таким отношением к товарищам, но старалась действовать мягко: всякий раз я переспрашивала сына, кто такой тот самый мальчик, чью кличку он употребляет в рассказе? Что-то я не припомню в классе мальчика с таким именем или фамилией... Когда же сын с жаром и негодованием на мою «забывчивость» объяснял мне, что на самом деле Лысый — не лысый, а Ваня Иванов, то я говорила, что, исходя из его рассказов, их школа напоминает скорее тюремную камеру, а не школу: у всех были клички.

Сын пытался меня просветить — вот такая-то смешная фамилия, поэтому мальчик (или девочка) теперь так называются. Объясняла ему, что человек не выбирает себе фамилии и не виноват в том, что кому-то его родовое имя кажется смешным. Не помогало. Я напрямую стала запрещать ребенку употреблять клички, прозвища и дразнилки, ведь при таком отношении он и сам станет объектом нападок. Так и вышло. Его стали дразнить за ношение очков, за легкую косину, за высокий голос, за малый рост, за фамилию. Справиться с обидами не удавалось. Не удавалось и внушить мальчику, что не стоит в ответ на обидное прозвище стараться выдумать что-нибудь еще более обидное. В ответ всегда звучало: «А он...».

В конце концов, опять вернулись к тому, с чего начали: с имени Небесного Покровителя, с переводов на русский язык имен его друзей и приятелей, к значению фамилий (то есть к тому, от чего была образована та или иная фамилия), к Ангелам-хранителям, к прегрешениям против них, когда человека дразнят Но все равно было: «А он...».

Тогда я сказала сыну, что ему не должно быть никакого дела до того, как кто-то ведет себя, даже если это касается его лично и непосредственно. Пусть кто-то и делает плохо, это не повод, чтобы вести себя подобным образом. Ведь что на самом деле происходит? Ты обижаешь больнее, если придумываешь более обидное прозвище. К чему стремимся? Быть лучше? Так будь. Тебя обзывают, а ты не обзывай, не успокаиваются — приструни, скажи, что так вести себя недостойно или по-детски. А еще лучше—сам никого не обзывай и не дразни. Не всегда, опять же, но помогает. По крайней мере, дразнилок и обидных прозвищ я довольно долго уже не слышу.