Иоанн Зизиулас - Избранные работы

Василий Великий Против Евномия 3, 1.

В моей книге Being as Communion, p.41.

См. ниже гл. 6.

Обвинение прозвучало в книге Torrance A.J. Persons in Communion, p. 290. Меня обвиняли в описании в понятиях экзистенциализма тупика человеческой индивидуальности, предоставленной самой себе, и передаче человеческой индивидуальности божественному существу. Только поверхностное чтение моей работы позволяет не заметить таких слов, как следующие: «парадокс присутствия–в–отсутствии, поэтому, показывает, что личное присутствие является тем, что не может экстраполироваться от тварного существования. Это — присутствие, которое, кажется, прибывает к нам извне этого мира — которое делает понятие лица, должным образом понятого, возможно, единственным понятием, которое может быть применено к Богу без опасности антропоморфизма… Индивидуальность, таким образом, оказывается, находится в этом мире — через человека — но проистекает не из этого мира» (моя статья Human Capacity and Human Incapacity: A Theological Exploration of Personhood // Scottish Journal of Theology 28 (1975), p. 4191; Гл. 6 в настоящем томе).

Василий Великий Против Евномия 1, 14–15; ср. Лк. 3, 23–38.

Василий Великий Письмо 361 и 362; см гл. 2.

Для дальнейшего обсуждения, см. выше, глава 2. Значение такого тезиса является далеко идущим и подлежащим обсуждению и даже спорам. Начиная с Августина проистекает тенденция смешивать индивидуума (лицо) с индивидуальностью (личностью), то есть, с естественными качествами, и по этой причине тезис «свобода от природы», кажется, является провокационным. Тезис «В Божественном существе природа и индивидуальность отличны, но все же, они совпадают» кажется абсурдным. Люди, однако, в состоянии грехопадения, подлежат смерти и отличаются врожденным индивидуализмом, несмотря на то, что стремятся к бессмертию, свободе и любви. Переход от человеческой к божественной индивидуальности неизбежно поднимает эту проблему. Крест — это тоже переход, который сам Бог осуществил в Воплощении, то есть когда Сын свободно принял человеческую природу. Христос, наконец, преодолел трагический разрыв человеческой индивидуальности своей троичной индивидуальностью (потому что Отец воздвиг его из мертвых в Духе; Рим 4, 25; 8.11; Деян 3, 15), а не потому что Бог «принял небытие в себя» (A. Льюис цитируется с восторгом в книге Torrance A. J. Persons in Comrnunion, p. 304, там же звучит обвинения меня в «докетической тенденции». Реальность Креста не зависит от проникновения Божественного бытия в небытие (идея, совершенно чуждая мысли отцов, если не сказать богохульная). На Кресте бытие соприкоснулось с небытием не для того, чтобы проникнуть в него, а для того, чтобы попрать его, что и доказало Воскресение. Здесь акцент ставится на реальности Креста Господня и божественной любви, проистекающей из него, а не небытия.

Сравни Григорий Назианзин Слово 40, 43. Григорий, как и другие каппадокийцы не избегает термина «причина», потому что для него, также, «Отец больший», ибо от него проистекает и равенство, и сущность равенства… Для умаления того, кто происходит от него, не воздается никакой славы тому, кто из него рождается (τω έξ ού)… Для [ограниечения] великого обращается не к природе, но к причине (α'ιτίαν). Такое примирение монархических и иерархических понятий с идеей равенства может рассеять опасение, что монотеистический монархианизм приводит к опасным религиозно–политическим идеологиям. Опасения выражаются, например, например, в Moltmann J. The Trinity and the Kingdom of God, 1981, p. 131f. Подобные проблемы были сформулированы ранее в книге Peterson E. Der Monotheismus als polilisches Problem, 1935, что, кажется, повлияло на Мольтманна. Для критического обсуждения проблемы, см. Schwobel Ch. Radical Monotheism and the Trinity // Neue Zeilschrifl fur systematische Theologie und Religionsphilosophie 43 (2001), pp. 54–74.

Идея, что отношение между дающим и получающим индивидуальность асимметричны, устраняет логическую возможность, что исключительный источник (Отец) получает свою индивидуальность от тех, кто получает ее от него (например, Сын). Взаимность в этом случае сделала бы отношения симметричными, что угрожало бы единобожию, см. ниже.

См. больше об этом в гл. 1 выше.

Иллюстрация этого представлена: Volf M. After Our Likeness: The Church as the Image of the Trinity, 1998, pp. 215–17 and passim. См. также: C. Gunton, The Promise of Trinitarian Theology, p. 197. Похожая позиция: J. Moltmann, The Trinity and the Kingdom of God, 1981, p. 200а.