Павел Евергетин - Евергетин или Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Святых Отцов

Постараемся же, братья, приложим усилия к тому, чтобы нам жить согласно обетам и в почтении к тем нашим родственникам по плоти и другим близким нам людям, которых мы, с их согласия, оставили, чтобы угодить Богу. Если же станем жить иначе — да не будет этого! — то как же нам будет стыдно на Страшном Суде! И не только перед всей горней и земной тварью, но и перед теми, кто некогда были нашими близкими и знакомыми и кого мы покинули, чтобы приблизиться к Богу! Ведь тогда, если даже мы будем осуждены вместе с ними, то, кроме всех прочих наших бед, еще и они будут нас укорять и порицать — за то, что, как сказал один святой, мы, «оставив сенаторство, не достигли монашества», ради которого и ушли из мира».

Святой Антоний возвращался к святому Павлу Фивейскому и нес тому одежду святого Афанасия (как ему повелел последний). Он шел по пустыне и около третьего часа дня, уже будучи недалеко от пещеры, увидел — тем особым зрением, которым зрят достойные видеть, — ангельские чины, апостольский лик, пророков множество, мучеников полки и посреди них душу Павла. Она была белее и сияла ярче, чем снег, с великой радостью восходя на небеса.

Однажды, когда Пахомий Великий был в одном из своих монастырей, его известили, что какой — то брат в Хиновоскийском монастыре заболел: он страдает и просит утешить его, преподав благословение. Услышав это, Божий человек встал и пошел к нему. Он был еще в двух или трех поприщах от того места, где лежал больной брат, как услышал в воздухе звук священного и чудного псалмопения. Подняв голову, он увидел, как поющие ангелы возводят душу брата по сверкающему пути ко блаженной жизни. Братья, которые шли с ним, не слышали голосов и ничего не видели. Но видя, что он уже долгое время смотрит на восток, они говорят ему:

— Что ты остановился, отче? Идем быстрее, может, еще успеем.

Он же ответил им:

— Напрасно мы бежим. Я уже вижу, как его возносят к жизни вечной.

И когда они попросили его рассказать, какой он видел душу, он рассказал им то, что было. При этом некоторые из них пошли в монастырь и разузнали точнее время, в которое почил брат. И поняли они, что это было именно в тот миг, когда святой отец видел его славное восхождение к небу.

Один старец рассказывал следующее.

«Была одна престарелая монахиня, достигшая большого преуспеяния в страхе Божием. Я задал ей вопрос, почему она приняла монашество, и вот что она мне рассказала:

— У меня, дорогой отче, когда я была еще ребенком, был отец — набожный и кроткий по характеру, но слабый и немощный телом: большую часть своей жизни он провел прикованным к постели. Человек он был настолько замкнутый, что на общение шел редко, почти никогда. Когда он был здоров, то трудился на поле. Там он проводил все свое время, а урожай приносил домой. Молчалив же он был настолько, что те, кто с ним не был знаком, принимали его за немого.

Была у меня также и мать — полная противоположность отцу. Все, что делалось и в своей земле, и в чужой, — все ее заботило. А словоохотлива была со всеми до того, что никто никогда не видел ее молчащей хотя бы мгновение: то она препиралась и спорила, то говорила всякие мерзости и непристойности. Большую часть времени она проводила в пьянстве с распутными мужчинами, причем сорила деньгами как блудница. А имуществом распоряжалась так плохо, что даже всего того, что было (а было у нас немало), нам не хватало на жизнь: отец отдал в ее ведение все домашние дела. И при том, что она так жила, никакая телесная хворь не брала ее. Даже случайных болей у нее не было, но на протяжении всей ее жизни тело у нее было здоровое и крепкое.

Так и вышло наконец, что отец, сломленный многолетними недугами, умер. И тотчас же поднялся сильный ветер, ударил гром, и засверкали молнии одна за другой. И хлынул ливень, такой сильный и продолжительный, что в течение трех дней нельзя было даже носа высунуть из дома. Все это время отец лежал в доме без погребения. Видя это, односельчане чего только не говорили, ругая покойного:

— Ай — ай — ай, такой страшный человек жил тут с нами, а мы и не знали: не иначе богоненавистник какой — то — то его похоронить не могут!

Однако ж дом мог стать непригодным для жилья, если труп разложится. Поэтому мы вынесли его и, несмотря на то, что ливень не утихал, предали земле.