Иоганнес Мюллер - Нагорная проповедь

То, что мы видим в прошлом, всматриваясь в него беспристрастно нашим обостренным наукой разумом, должно отражаться в нашем сознании, иначе нам не достичь живого понимания увиденного. По сути так оно и происходит. Однако этот естественный процесс, во время которого внутренне услышанные нами слова воспринимаются как живые, впоследствии нужно повторять уже сознательно и с особой тщательностью не один раз, пока не придет полное понимание увиденного. Первые же попытки в этом направлении обнаруживают, что такой простой на первый взгляд процесс подразумевает выполнение трех важнейших «переводов».

1. Прежде всего слова Иисуса нужно перевести на немецкий язык, онемечить , ибо они произнесены в иудейской среде и обращены к иудеям – народу особой расы и самобытной истории. Сегодня лучше, чем когда-либо, известно, что в глубинах национального всегда присутствует общечеловеческое, но каждый народ ощущает его по-своему и представляет совершенно различно. Чем больше занимаешься этим вопросом, тем непреодолимее кажутся противоречия. Различие между немецким и семитским восприятием кому-то представляется несущественным, в самом деле, ведь христианство столетиями прививало наивному немецкому духу иудейский образ мышления. И как бы энергично он ни противился этому – и сильнее всего в Лютере – почти так и не удалось до сих пор осознать, в чем, собственно говоря, его особенность. Этот дух либо вообще противился христианству, поскольку общечеловеческое приравнивал к иудейскому, и отделить одно от другого не удавалось, либо боролся с воззрениями, в которых симптоматично проявлялась духовное смешение рас, вместо того, чтобы попросту исторгнуть то чужое, что и рождало эту смесь. Лишь в новейшее время нам открылось, в чем же самобытность народа и каково ее значение для внутренней жизни людей, и это понимание побуждает нас адекватно перевести на немецкий язык выражения чужого восприятия.

Вот один пример тому. Мы видим, с каким пристрастием Иисус разъясняет Своим слушателям ценность, значение и действие внутренней позиции или поведения, говоря о награде, ожидающей за это в будущем. Но так Он лишь выражает на иудейский [2]лад обусловленную законами природы причинно-следственную связь явлений, с одной стороны, и живой личный интерес – с другой, присущий иудейскому мировосприятию. Иисус был бесконечно далек от мысли видеть в обетованных блаженствах нечто вроде награды за земные заслуги. Ведь именно такую трактовку Он обличает, например, в притче, изложенной в Евангелии от Луки ( Лк 17:7 – 10 ) [3]. Но для иудеев это было привычным и живым выражением как взаимосвязи между причиной и следствием, так и движущего ими личного интереса. В Ветхом Завете нетрудно увидеть, что взаимоотношения Бога с Его народом сводились к непрекращающемуся торгу между ними. Этот народ воспитывается с помощью вознаграждений и наставляется с помощью обещаний.

Но нам, немцам, во всяком случае, совершенно чуждо и до глубины души противно, трудясь для высших целей, думать: а что мне за это полагается? Для нас подобное постыдно и подло. Кто с этим не согласен, у того, значит, кровь испорчена инородной лимфой. Изначально нам это было несвойственно. Знаменитая немецкая верность зиждилась у наших предков не на золоте или земле, а на сопереживании и сохранялась до самой смерти, просто потому, что мы не могли по своей сути иначе. И всякий раз, когда немецкая вера восставала против пронизанного иудейством существа Церкви и корыстолюбивой набожности, немецкое сердце тут же выстукивало: «Я хочу любить Тебя без всякой награды, даже в самой страшной нужде».

Робкие натуры, неспособные неустрашимо верить ни во власть истины, ни в человеческую искренность, естественно, начинают подозревать, что на этом пути мы упускаем самое существенное в Евангелии. Это было бы несомненно так, если считать его по сути иудейским. Но если это всего лишь проявление образа мышления данного народа, в котором общечеловеческое начало Евангелия отражается своеобразно, то мы постигнем его суть лишь после того, как, отделив все чужеродное, усвоим его в немецком восприятии.

2. Затем «онемеченное» следует осовременить . Ведь речь идет не только о самобытности народов, но и о различии в уровнях их культуры, что преодолеть, пожалуй, куда труднее. По крайней мере, на мой взгляд, христианство во все времена страдало от того, что данное «преобразование» никогда не происходило свободно и с сохранением изначальной его сути, а в каждую новую эпоху переносились и традиции, унаследованные от предшествующих времен. И неудивительно, что они тормозили развитие человечества. Правда, все не выдерживающее проверки временем негласно или после жестокой внутренней борьбы отбрасывалось. Но отбрасывалось и самое существенное в Божественном послании человечеству. Или же новые обстоятельства разворачивали свое стихийное и по большей части скрытое влияние, которое заставляло умолкнуть все, что противилось ему. Однако при таком чисто внешнем и безличностном подходе утрачивалась живая и плодотворная связь как раз с тем самым изначальным смыслом Евангелия, а его понимание черпали уже не из самого источника, а из тех низин, где его воды заносило песком. Как бы то ни было, связь с тем или иным настоящим не становилась живым творческим событием, а всегда оборачивалась сомнительным компромиссом.