Иерофей - «Знаю человека во Христе...» - жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Однако после горького опыта духовного падения он стал, через покаяние, воспринимать вещи по-другому: он был "неблагоразумным осленком", а два старца — "могучими конями". Наконец Бальфур совлекся своего рассудочного "богатства". Этому способствовал и старец Софроний: после падения Бальфура, в годы его безбожия, он молитвой и любовью сделал все, чтобы привести Бальфура к покаянию и в лоно православной традиции.

Наконец, эта книга отчетливо проводит черту различия между православным безмолвием и схоластикой. Православное безмолвие — это распятие ветхого человека и апофатический путь к катафатической встрече с Богом, тогда как схоластика — это жизнь без распятия, поскольку она опирается на рассудочный анализ, человеческую логику и иногда на воображение и фантазии.

В этом плане переписка между старцем Софронием и Бальфуром похожа на диалог между святым Григорием Паламой и Варлаамом в XIV веке. Действительно, существует большое сходство. Можно проследить, как вопросы православной веры в той или иной форме становятся актуальными в определенные исторические моменты жизни Церкви с разной остротой.

Старец Софроний в самом деле был великой выдающейся личностью, аскетом, исихастом и богословом, великим отцом Церкви нашего времени, занимающимся православным богословием, тем, кто истинно жил Православие, опираясь на истинное богословие. Но и Бальфур был незаурядной фигурой с выдающимися умственными способностями, высокими устремлениями: его не оставляла смертная память, ему было дано встретить святых людей. Хотя он и не мог воспарить за двумя духовными орлами в их совершенстве на пути ко Кресту и Воскресению, но все-таки конец своей жизни он прожил в глубоком покаянии.

Если преподобный Силуан и старец Софроний были распяты с Христом, то Бальфур был распят с разбойником одесную Христа, который сказал: "Помяни мя, Господи". Он искал любви Божией; и уповаем, что он достиг своего спасения. Бальфур долго жил, многое испытал, дойдя до безбожия, но не отверг Православной Церкви и в конце жизни, через послушание старцу, принес покаяние, искренность которого проявилась в том, что он, в послушание старцу Софронию, отвечал молчанием на возводимую на него жестокую клевету, безосновательно приписавшую ему весьма многое.

Как видно из переписки, любовь старца Софрония не оставляла Бальфура как до падения, так и после. К тому же старец писал ему в своем письме:

Обещаю Вам молиться за Вас до гроба, а если дарует такую благодать мне, окаянному, Господь, то и по смерти своей буду молиться за Вас, как за самую дорогую, родную мне душу [407] Софроний (Сахаров), архим. Подвиг богопознания. Эссекс — М., 2002. С. 99. .

Все сие свидетельствует как о великом достоинстве человека, который живет в умном безмолвии — он способен наставлять, со-распинаться, любить, искренне готов всегда помочь, — так и о ценности истинного покаяния, которое может распять и спасти человека.

Свидетельство

Профессор богословского факультета университета Аристотеля в Салониках, член-корреспондент Афинской академии господин Антониос-Эмилиос Тахиаос после прочтения предыдущего текста, опубликованного первоначально в газете митрополии "Экклизиастики паремваси" ("Церковное выступление"), прислал мне интересное письмо от 28.12.2004, в котором он пишет о Давиде-Димитрии Бальфуре и о старце Софронии.

Привожу его здесь для полноты образа Давида Бальфура.

"Преосвященнейший,

с великим, как всегда, интересом прочел я ноябрьский выпуск "Выступления", который я считаю одним из самых значительных и приличных церковных журналов…

… Двух людей, о которых вы говорите, преподобной жизни о. Софрония и Д. Бальфура знал и составитель этого письма. С о. Софронием мне посчастливилось познакомиться в 1954 году в пригороде Парижа, где он жил в старом замке, и я посещал его, ради духовной поддержки и "благочестивой беседы", что всегда было незабываемо. О Бальфуре, столь опороченном греческой "левой" (и не только!) прессой, я много слышал в 1952 году в бельгийском монастыре бенедиктинцев Chevetogne… Он был монахом в этом монастыре, который в конце 1920-х годов находился в Amay sur Meuse в Бельгии. Давид Бальфур учился в Риме и был блестящим литургистом. Прекрасно владея русским языком, он посетил монастырь Chevetogne, где активно занимались изучением литургического богатства Православной Церкви, конечно, не имея в виду перейти в Православие. Как результат погружения в православную литургическую жизнь, три знаменитых римо-католических монаха приняли Православие, Lev Gilet, David Balfour и Alexis van der Mensbrughe. Это событие привело в негодование Ватикан, который резко отреагировал и подверг наказанию игумена монастыря о. Lambert Beaudouin. Дальнейшая жизнь Бальфура известна: он прибыл на Афон, где жил как отшельник-аскет, и затем переехал в Афины. Хотя афонское подвижничество привлекало его, но такой образ жизни был не по силам обращенному в Православие и глубоко образованному в богословии западному клирику. Возможно, если бы он жил в общежительном монастыре, его дальнейшая жизнь могла быть другой. Следует учесть, каков был уровень образования святогорских отцов того времени: за исключением о. Софрония и о. Герасима Менагия из Швейцарии (он был химиком), невозможно было найти собеседника, сведущего в богословских вопросах. Бальфур, прибыв на Афон, не был готов к тому, чтобы монашествовать там. Его привел туда, видимо, безрассудный энтузиазм. Он не смог, как вы видите, последовать совету о. Силуана. К тому же нужно принять во внимание, насколько далеко находился в то время западный мир от греческого Православия.