Иерофей - «Знаю человека во Христе...» - жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Для того чтобы читатели лучше поняли значение личности старца Софрония, я привел несколько своих выводов, в достоверности которых я убедился за многие годы общения с ним.

Вывод первый: старец Софроний гармонично сочетал богословие с духовничеством. Он был великим богословом, чье богословие выросло из созерцания Бога, и в то же время он был духовным отцом, который возрождал людей… Старец, будучи богословом и боговидцем, обладал даром возрождать своих духовных чад.

Вывод второй: старец Софроний занимался проблемами, волнующими современного человека: например, проблемой воспитания детей и т. д., ум же его пребывал на иной высоте, прилепляясь к Богу и свободный от всякого суемыслия. Он направлял людей, исходя из иного видения вещей. Снисходя до уровня человека, он переживал своего рода истощание — "воплощение", а затем возводил человека до горних высот. Подобным образом мы толкуем цель вочеловечивания Слова — обожение человека через истощание Бога.

Вывод третий: старец Софроний был "соборным богословом", ибо его богословие не было "индивидуальным", но вдохновлялось дыханием Святого Духа, будучи целостным и глубоко церковным. Так, он говорил и об умной молитве и одновременно о литургической жизни. При этом умная молитва не упраздняла Божественной литургии, как Божественная литургия не упраздняла умную молитву, но каждое из этих двух деланий восполняло друг друга. Старец Софроний, как человек, достиг обожения: это мы видим из его сочинений, которые являются настоящими святоотеческими писаниями, возрождающими человека. Это подтверждается и тем, что старец не уклонялся в националистические или какие-либо другие ереси. Его молитва имела великую силу и творила чудеса.

В конце этого сочинения я привел слово пророка Исайи: "Блажен, кто имеет семя в Сионе и сродников в Иерусалиме" [647] Ис. 31:9 , по Септуагинте. . Я также выразил свою радость, что мы — чада Православной Церкви и имеем сродников в горнем Иерусалиме и семя в Сионе. Также я подчеркнул, что слово старца Софрония, силою его богословского дара, пребудет как могучее семя в земле, по слову пророка Давида: "Сильно на земли будет семя его, род правых благословится" [648] Пс. 111:2 . .

Через несколько месяцев после славного успения старца Софрония, а именно 10 марта 1994 года, богослов и журналист Манолис Мелинос пригласил меня на радиостанцию Греческой Церкви принять участие в беседе о великой личности старца.

Во время беседы мне задавали много вопросов, а именно: как я познакомился со старцем Софронием; что я знаю об увлечении старца буддизмом до того, как Бог открылся ему; как он переехал из России на Святую Гору; как он жил в Париже; как подвизался на Святой Горе; что такое нетварный свет; какими были его отношения со Старцем Силуаном; что конкретно представляет собой "жить ад и рай" и как это жил старец Софроний в своей земной жизни; что я переживал, находясь рядом с ним. Отвечая на эти многочисленные вопросы, я приводил факты из биографии старца, но, главным образом, обращался к тому духовному опыту, которым он обладал и которому учил.

В конце беседы меня попросили сказать несколько слов о том, что я лично слышал от старца. Я говорил об Ипостаси, об учении старца о человеке, который видит Бога; о том, как он может передать свой опыт, когда "богословие превращается в рассказ"; о том, что "мы не должны анализировать себя"; о значении Божественной Евхаристии; о любви к монашеской жизни, о хранении заповедей Христовых.

Так как эта беседа совпала с Чистым понедельником, первым днем Великого поста, меня спросили, что бы сказал нам старец Софроний в этот день, если бы обратились к нему за наставлением. Я ответил, что он говорил бы с нами о покаянии, которое является составляющей православной этики.

Под таким названием я подготовил доклад для конференции, посвященной старцу Софронию, которая состоялась в Афинах в октябре 2007 года.

Учение о Персоне является важным аспектом в богословии и аскетической жизни старца Софрония. В отличие от трансцедентного понятия о Боге Бог-Лицо есть истина, и человек есть персона, и именно в этом контексте понимается его спасение и обожение.