Так с самых начал обращения Анджелы запылала в сердце ее любовь к Богу, не себялюбивая любовь Гуго из св. Виктора, а самоотверженная и бескорыстная любовь св. Франциска, любовь, охватывающая весь мир, связующая его единым порывом в Бога. Как у истинной дочери Франциска, сплетается и сливается в душе Анджелы эта любовь к Богу с любовью ко Христу, сознание нанесенного Богу оскорбления становится сознанием соучастия в причинении тяжких мук Его Сыну, и раскрываются глаза на искупительный смысл жертвы Христовой, и рождается стремление уподобиться Ему. Христу обещает Анджела соблюдать девственную жизнь. Она ищет путь Христов и находит его в смирении, бедности и презренности. Внутренний переворот начинает выражаться и вовне — скромнее одевается Анджела, ест более простую пищу. Она уже тяготится жизнью с мужем, матерью и детьми. Через некоторое время вся семья ее вымирает (20-22).
Перед Анджелою открывается путь Христов. Все пристальнее всматривается она в искупительные страдания Христа и все яснее понимает, как она виновата в них и как Он перенес их за нее (23, 103, 105-109). Чем отплатить за это великому Страдальцу? Нет слез, чтобы оплакать Его муки, нет мук, которые бы могли возместить Его Страсти. Мало сурового покаяния, налагаемого на себя Анджелою. Единственный путь приближения ко Христу — преображение в Его жизнь, Его муки, во весь строй Его духа. И становится Анджела бедною, как беден был Спаситель, ищет унижений и страданий. Просит она себе соучастия в Христовых муках, вживается в них (24-32). Не о себе думает она, а только о Боге. “Господи, если и осуждена я, все-таки буду я творить покаяние, и лишу себя всего, и стану служить Тебе!” (29). И в понимании благости Божьей, в ощущении страданий Христовых и своей греховности стала вера святой верою нечеловеческой, слезы ее легче и свободнее; засияла в душе надежда, и красивые стали сниться ей сны (29, 30, 32)...
Так началась жизнь блаженной Анджелы во Христе и Боге. Мы не в силах проследить эту жизнь в ее развитии, но благодаря записям брата Арнальдо мы хорошо знаем ее и в целом, и в частностях, знаем муки и утешения святой матери Анджелы, верной ученицы и дочери Франциска, облачившейся в одеяние его “третьего ордена”.
Брат Арнальдо известен нам еще меньше, чем Анджела. Он был, как мы думаем, ее духовным отцом и “священником Христовым” (15). Может быть, он проповедовал в одной из церквей Фолиньо — в Сан-Феличиано (ib) и, несомненно, после безымянной подруги Анджелы, он был самым близким ей человеком. Характеру Арнальдо, кажется, не была чужда некоторая суетность, и едва ли излишним был переданный ему через Анджелу совет “постараться стать малым” (141). По крайней мере, несколько суетливое (и довольно безнадежное) стремление к изящному стилю обнаруживает Арнальдо в “Прологе” своего труда и, как мне кажется, кое-где в других местах — в попытках украсить и систематизировать речи Анджелы. Трудно, вернее — невозможно по “Житию Анджелы” представить себе, каковы были взгляды и настроения его автора, если только отбросить очевидное увлечение откровениями, идеалами и идеями самой святой. Конечно, Арнальдо живо занимали богословские и мистические проблемы. Возвращаясь из Ломбардии он обсуждает со своим товарищем вопрос о том, почему Бог сотворил человека способным грешить и избрал столь тягостный для Него способ искупления — земные муки Своего Сына, и вернувшись спрашивает об этом Анджелу (64, 67). В другом месте (14) он делает довольно невразумительную попытку истолковать слова святой о неотъемлемости и неизменности некоторых ее состояний. Жизнь Анджелы для Арнальдо — проявление и проповедь Божьей Мудрости, а точнее — францисканского идеала в строгом его понимании. Анджела, говорит он, дала пример соблюдения забытого фрацис-канцами “Правила” их святого отца (1-2). Она — проповедница примером, оракул Божий, учительница истинной мудрости и мать “законных сынов” св. Франциска и Бога. Она соблюла слово Господне (3), явила миру истинно христианские и францисканские добродетели — любовь, бедность и смирение. Ниспосланные Анджеле откровения и видения не вызывают у брата Арнальдо никаких сомнений, хотя он и смиренно сознается, что многого не понял и многое записал неудачно. Эти-то откровения для него ценнее всего. Им-то и придается значение нового откровения, новой проповеди учения Христа и Франциска. Внешние же события жизни святой отступают на второй план, и даже предпосланный “Откровениям” краткий “биографичес-
Читать дальше