Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

Но умер Ленин, и отношение к верующим с каждым годом становилось все хуже и хуже. Со страниц газет и журналов на них лились грязные потоки всевозможной клеветы, их всячески пытались унизить и обвинить во всевозможных преступлениях, а потом и вовсе было объявлено, что это враги, что всякая вера, по существу, суть антисоветская, и начались аресты, преследования…

Верующие евангельские христиане-баптисты в основном обитали в сельской местности, это была крестьянская масса. И повсюду были закрыты в селах и деревнях молитвенные дома. И только единичные церкви и молитвенные дома сохранились в отдельных городах.

Многие проповедники, пресвитеры, а также служители других религиозных течений очутились в тюрьмах.

Все это Лева отлично знал, и теперь, размышляя, думал: почему это все? Неужели веем этим руководит высшее правительство, Сталин? Не может быть! Лева никак не хотел верить этому. Он думал — и думал не только он один, а и многие другие, — что если бы Иосиф Виссарионович знал, что все так происходит, то устранил бы все эти перегибы, Лева мечтал, что если бы можно было пробраться к высшему начальству и оно разобралось бы, то все было бы восстановлено, как при Ленине, свободно и справедливо.

Эта жажда найти и доказать правду не оставляла его.

На следующий день его опять вызвал следователь Углев. Лева сказал, что никаких показаний ему давать не будет и будет разговаривать только с другими следователями. Леву спустили опять в камеру.

— Ну, как у тебя дела? — заинтересовался инженер, когда Лева сел на свое место.

— А вот отказался от следователя, добиваюсь правды.

Заключенные рассмеялись.

— Чудак ты, Лева! — сказал один из них. — Ты бы лучше поступал так, как дедушка Фомин. Он все подписывает, и его крепко не накажут.

После обеда, когда все стали дремать, инженер подсел к Леве и тихо, почти на ухо, стал говорить ему:

— Мне жаль вас, молодой человек, вы ведете себя совсем нетактично! Поймите, вы погубите себя совсем.

— Я только добиваюсь правды, мне правда всего дороже, — прошептал Лева.

— Никакой правды вы не добьетесь, — шептал инженер. — Неужели вы не понимаете обстановку нашего времени? Вы знаете, что лагеря сейчас очень нужны экономически. Какая масса народа за пайку хлеба, за баланду, чтобы не умереть с голоду, будет строить новые города, каналы, заводы. Ведь это чрезвычайно экономически выгодно. И для того, чтобы все планы по развитию нашей страны осуществились, нужен этот рабский труд. Наступит время, когда техника будет высока, тогда этот труд перестанет быть выгодным: вот тогда-то, поверьте мне, тюрьмы, лагеря сойдут почти к нулю. Но теперь это великий фактор в нашем строительстве, и добиваться правды, когда всем юридическим и судебным органам дано задание всячески карать и осуждать, — это совершенно бессмысленно.

— Я понимаю это с другой стороны, — сказал Лева. — Люди живут не по-Божьи. И Бог через правительство наказывает народ, наказывает верующих за их беспечность. В Писании так и сказано: «Время начаться суду с дома Божия. И если праведник едва спасется, то нечестивый грешник где явится?»

— Этого вы мне не говорите, — сказал инженер. — Я человек неверующий и этого не понимаю. Я только хочу сказать, что, как бы вы ни старались, вас осудят. Сейчас такая установка: осуждать, а не оправдывать. А вот благодаря тому, что вы ищете правды, на вас в лагерь пойдет такая характеристика, что и там вам жить не дадут. И вас там погубят.

— Мы верим, — возразил Лева, — что без воли Божьей и волос с головы не упадет. А я ничего плохого не делаю, только правду ищу.

Инженер ничего не сказал, покачал головой. Потом как бы безнадежно махнул рукой на Леву и отошел прочь.

Был поздний вечер. Об этом в камере можно было догадаться не потому, что дневные лучи угасли, а потому, что прошла поверка. Леву вызвали на допрос. Его ввели в новый кабинет. В нем был полумрак. Над столом, где сидел следователь, горели лампы под стеклянным зеленым абажуром. Следователь был пожилой. Он сидел, накинув на плечи черное кожаное пальто. Вид у него был утомленный, а может быть, ему нездоровилось, Он внимательно посмотрел на Леву и сказал:

— Я буду вести ваше следствие.

— Хорошо, — сказал Лева, — я очень рад.

Неизвестно почему, но он почувствовал какое-то расположение к этому пожилому человеку. Видимо, это был старый чекист, который действительно во время Октябрьской революции и первых лет Советской власти боролся с контрреволюцией и имел большой опыт в своей работе.