Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

Лева же фактически находился совершенно в другом мире — мире насилия и злобы.

Из Уфы, наконец, приехала комиссия. От санитарного отдела был представителем какой-то фельдшер. Лева показывал комиссии ослабших людей. Вдобавок к этому на дворе колонии умер человек, которого принесли к амбулатории.

Комиссия признала законным существование в колонии отряда инвалидов и законность освобождения от работы по болезни и необходимость трудоустройства ослабевших.

Начальство только руками разводило: трудоустроить ослабших на лесозаготовках было очень трудно.

При проверке лечебной работы и. наличия медикаментов комиссия была удивлена: в огромном деревянном шкафу у Левы была целая аптека. Он аккуратно получал медикаменты не только через санчасть колонии, но и доставал их через леспромхоз за счет последнего. В шкафу у Левы были любые дефицитные лекарства, даже наркотики. И спирт-ректификат стоял целыми полулитрами.

— Он у нас куркуль, настоящий медицинский куркуль, — заметил местный начальник. — Что надо, все у него достанешь, только спирта не дает. Сам не пьет и другим не дает.

— Неужели после мороза рюмочку не пропустите? — спросил один из приезжих.

— Никогда! Я — абсолютный трезвенник.

От приезда комиссии особых улучшений не произошло. Питание по-прежнему было очень слабое и для лесорубов явно недостаточное.

Появилась в лесах трава — кислянка. Можно было различать побеги и листья лесной лилии — саранки. Для сбора этих растений были выделены расконвоированные заключенные. Они копали луковицы саранки, рвали кислянку и мешками приносили все это на кухонную зону. Из кислянки варили зеленый-презеленый суп, а из клубней саранки — второе блюдо: клейкая, напоминающая картофельный кисель масса. Все это поедалось с огромным аппетитом.

Голод… Голод…

Война продолжалась. Наступление гитлеровцев было остановлено, но кровь все еще лилась и лилась. Страна переживала величайшие трудности. Многих работников леспромхоза взяли на фронт. Стали брать на фронт и «бойцов» из вооруженной охраны. Благодаря этому конвой стал относиться к заключенным много мягче. Основание для подобной перемены было одно:

— Освободят заключенных, попадешь с ними на фронт, а он тебе, припомнив все издевательства, в затылок пулю пустит.

Отношения многих из охраны стали несравненно дружелюбнее. Но голод, голод делал свое дело. И каждый чувствовал, что он приближается к краю могилы. Особенно тяжело было, когда случались перебои с хлебом. Паек сокращали, были случаи, что его совсем не выдавали. А ведь хлеб был источником жизни заключенных.

Лева голодал, но никогда он особенно не обращался к Богу с просьбой о хлебе насущном. Он терпел. Но однажды, встав утром, перед приемом больных, на молитву, он сказал своему Отцу:

— Ты видишь, Отец, я так хочу есть. Дай мне поесть… Только он помолился, не прошло и нескольких минут, как в дверь постучали. Вошел старик-инвалид лапотник. Он плел лапти для всей бригады.

— Доктор, вот возьмите… — И он протянул Леве мешочек. — Это я посылку получил, а я все время сыт, меня снабжают. Вот у меня и загорелось желание вас угостить. Берите.

— Не могу.

— Да берите, это ведь не взятка. Ведь я в своей работе от вас независим.

Лева пытался было отказаться, но старик оставил мешочек и ушел. В мешочке оказались куски сала и большие ржаные сухари.

В это утро Лева поел и поблагодарил Отца, что Он слышит и быстро отвечает. Ведь Бог есть любовь…

От Маруси пришло письмо. Она — в действующей армии, в авиационном полку, старшим врачом.

Самое тяжелое для Левы было — когда умирали люди, и он не мог им помочь. Особенно ужасно получалось, когда расконвоированные лесорубы нашли падших лошадей и пытались утолить голод их мясом. В результате — заболели кровавым поносом. Как ни лечил их Лева в стационаре, двое из них все же погибли.

Санитарное состояние колонии падало. Лева видел причину в руководстве, волновался. И когда приехало начальство из Белорецка, он во всем обвинил местное начальство. Местные руководители, в свою очередь, от прораба до начальника колонии, видели корень зла — в Леве, что он допускает смертность, что он не борется за улучшение санитарного состояния. В ответ на его требования они грозили отдать Леву под суд.

Условия работы становились невыносимыми. Наступила зима 1942 года, приближался 1943 год. Казалось, в жизни заключенных не было просвета, и черный призрак смерти витал над каждым. Но в это время произошли неожиданные перемены.