Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

В колонии с «урками» творилось неладное. Они поняли, что на лесозаготовках им не выжить, и всячески бежали в болезнь от тяжести жизни. Искусственно заражали себя венерическими болезнями, путем различных угроз требовали освобождения от работы у фельдшера. Начальник же колонии дал ему строгое распоряжение — сокращать количество освобождаемых от работы по болезни. Фельдшер был между двух огней. Однажды, когда он отказал одному жулику в освобождении, тот схватил бутылку с лекарством и бросил ее в фельдшера. К счастью, бутылка скользнула по голове, разбила очки, но не разбила голову. Теперь фельдшер принимал больных, вооружаясь огромной дубиной. В одной руке он держал дубину, а другой — протягивал больному рюмку с лекарством.

— Тяжело, ужасно тяжело. Не пойму, что и делать, — жаловался Леве.

На лесных заготовках Лева стал работать с одним истощенным, ослабшим казахом, который его принял в напарники. Оба они были слабые и с трудом напиливали небольшое количество дров. К вечеру, когда их укладывали, казах говорил Леве, вздыхая:

— Силу кончал, больше не могу; что хочешь начальник делай, а силу кончал…

… Это был морозный зимний день. Лева работал изо всех сил, но чувствовал, что и он «силу кончал».

Впереди и сзади — горы Урала. Нет ни надежды, ни просвета. Срок, определенный ему, только начался, а он уже «силу кончал».

К вечеру Лева совсем выбился из сил, с трудом передвигал ноги. А впереди — длинная дорога до колонии. Дойдешь ли? Он сел на пень и задумался:

— Вот, видно, и конец!

Он вспоминал, как гибли люди на лесозаготовках там, в Сибири. Подняв взор к небу, он тихо прошептал:

— Боже мой! Сжалься надо мною. «С первых дней жизни я страшно борюсь. Больше бороться уж мне не под силу…»

Их выстроили и погнали. Темнело. Лева делал последние усилия, чтобы идти. Лишь бы добраться, лишь бы не упасть! А ведь завтра тоже надо идти на работу.

Никакой надежды!

Темно, беспросветно.

Он смотрел на небо, а небо молчало…

Утром, проснувшись, Лева почувствовал, что силы не восстановились. Поднялся на нарах, и ему показалось, что все шатается, движется, как на корабле.

— Господи, Ты видишь, Ты знаешь, больше сил нет.

Идти к лекпому он не мог. Он знал, сколько людей стояло по утрам у избы, в которой была амбулатория, умоляя об освобождении. Возможно, фельдшер и дал бы ему освобождение, но фактически у него никакой болезни не было, кроме этой ужасной слабости.

И вот внезапно среди народа, снующего в бараке, Лева увидел лекпома. Это был огромный здоровенный мужчина, одетый в серый бушлат. Он шел прямо к нему.

— Позавтракайте с бригадой и приходите прямо ко мне, в амбулаторию, — сказал он. — Я договорился с начальником. Беру вас к себе санитаром. Ждем комиссии из управления…

И вот Лева в амбулатории, надел серый халат санитара, старается вытирать пыль, наводить порядок, но сил… сил нет. Вечером он помогает фельдшеру на приеме больных. Это был ужасный прием. После недавнего нападения, во время которого у лекпома разбили очки, он производил прием, вооружившись огромной дубиной. В одной руке держал дубину, а другой протягивал больному рюмку с лекарством.

— На, пей от кашля. Освобождения нет, температура нормальная. Валяй, не задерживайся.

Рядовые урки уходили, понуря голову, но «паханы», бывалый народ, требуя освобождения, устраивали разные искусственные повреждения — «мостырки». Особенно шумели сифилитики, и очень было трудно разобраться, то ли заключенный действительно болен сифилисом, то ли устроил себе искусственную язву.

Фельдшер жалел Леву и, подметив его знания в практической медицине и во всяких симуляциях (Лева годами работал фельдшером в заключении), стал относиться к нему с уважением. Он даже рано утром вставал и мыл за Леву пол в амбулатории. И хотя Лева уговаривал его не делать этого, он продолжал всячески помогать Леве в его санитарных делах.

Приехала комиссия. Проверяли организацию производства, быта, лечебной работы. Вызвали Леву:

— Так у вас имеется фельдшер с большими знаниями, — обратился приехавший начальник 3-й части к начальнику колонии. — Почему же вы его не используете?

— Он баптист.

— Баптист? Принесите его формуляр, а пока я с ним побеседую.

Задав Леве несколько вопросов, начальник показал присутствующим, что Лева хотя и баптист, но уже не такой страшный зверь и может работать по специальности. Конечно, под наблюдением. — И затем добавил: — С проведением мероприятий, направленных на его перевоспитание.