Тралег Кьябгон Ринпоче: О влиянии йогачары на махамудру

Вы просто наблюдаете, как взаимодействуют эти три уровня сознания, и затем приходите к точке, когда оказываетесь способны прекратить пополнять субстрат сознавания новыми отпечатками и склонностями. Вот в чём суть медитации, и этого можно достичь, только в некотором смысле приостановив время. В медитации вы пребываете в настоящем, и это настоящее и есть переживание вневременного. Вы полностью пребываете в настоящем и даже не думаете: «Я сейчас в настоящем». Если вы будете правильно входить в медитацию, то иногда будете удивляться тому, куда ушло время. У вас будет отсутствовать представление о времени, которое на самом деле как раз и создаёт зазор в ментальных процессах, оставляющий отпечатки и склонности в субстрате сознавания. Вот для чего существует медитация: для того чтобы исчерпать все отпечатки и склонности в субстрате сознавания. Как только вы этого достигли, вы распознаёте тот факт, что субстрат сознавания – это зерцалоподобная мудрость. Он начинает проявляться как зерцалоподобная мудрость, когда вы более не конструируете субъект-объектное разделение и не налагаете его на реальность. Вы видите реальность такой, какая она есть, подобно тому как зеркало отражает вещи такими, какие они есть.

Студент: Меня всегда трогало, что поэты и художники пытаются остановить мгновение.

Ринпоче:Артистическое видение в каком-то смысле можно считать проявлением зерцалоподобной мудрости. Во многих случаях люди испытывают подобное вдохновение, только когда видят вещи в их целостности. Когда они видят не фрагменты и обрывки вещей, а вещи в их целостности. С мистическим ви́дением то же самое. Мистический опыт всегда включает видение вещей в их целостности. Не помню имя христианского мистика, но однажды, когда он забирался на гору, его внезапно ошеломило подобное видение. Он даже и слова такие использовал, говоря о том, что он «видел вещи такими, какие они есть», что он почти прозрел вглубь вещей, перестав видеть только поверхностный слой реальности. В этот момент не происходило никакой концептуальной параферналии, столь интенсивным было его виде́ние. Затем, поскольку он был христианином, он говорил об этом своём опыте с точки зрения христианства. Он ощущал, что в действительности мог чувствовать присутствие Бога. Но его видение не имело отношение к христианству как таковому.

Студент: Будет ли невозможным для постороннего прочитать или взглянуть на подобные выражения художественного видения и интуитивно постичь сходные вещи? Наверное, невозможно уловить изначальное вдохновение.

Ринпоче: Вот именно. В буддизме утверждается, что нежелательно слишком много рассказывать о своём опыте, поскольку если вы о нём рассказываете и слишком много концептуализируете по поводу пережитого, вы его можете утратить. И тогда вам останется лишь изумляться воспоминанию об опыте, но воспроизвести его вы более не сможете – так много вы наконцептуализировали о нём. Об опыте можно говорить только тогда, когда вы по-настоящему его пережили и когда он становится очень устойчивым. Время от времени люди могут испытывать какие-то озарения и чувствовать экзальтацию по этому поводу, но затем они сразу же хотят выйти на люди и рассказывать всем, что же они пережили. Они просто продолжают рассказывать и рассказывать, даже двадцать лет спустя. В итоге опыт становится бесполезным.

Студент: Искусство служит напоминанием, что подобные переживания возможны или что возможно подобное видение мира.

Ринпоче: Всё это верно. Однако если вы переживаете проблеск того, что такое просветление, а затем сразу же идёте всем об этом рассказывать, для вас это становится препятствием. Когда ваше переживание просветления становится намного более реальным и устойчивым и вы пытаетесь его передать другим, такие описания лишены каких-либо эмоциональных обертонов. Вы искренне заинтересованы в благополучии других. Когда вы пытаетесь это передать, это не имеет никакого отношения к желанию произвести на других людей впечатление тем, что вы пережили; также вы не думаете, что все должны пережить испытанное вами.

Будды или существа высокой реализации могут говорить о подобных вещах. Но если незрелые медитирующие пытаются делать то же самое, это служит для них препятствием. Вместо того чтобы приносить пользу, это приносит вред рассказчику. Просветление Миларепы должно было стать устойчивым опытом. Дело не обстояло так, словно бы у него был проблеск просветления, а затем он сразу же начал петь песни и пытаться ввести людей в свой опыт. Он медитировал в течение многих лет, пока опыт просветления не стал по-настоящему реальным. Он настойчиво продолжал свою практику. Но сегодня любой, купивший новую зубную щётку, сразу же начинает писать об этом книгу.