Сахас некоторое время провел в нашем ашраме, потом путешествовал вместе со мной и Бернардом, по ходу обучая нас искусству продавать и торговаться. В то время он переживал свой, так сказать, нигилистский этап в жизни – он отворачивался от религии и взор его был обращен в сторону рынка. Какое-то буддистское братство пригласило нас на ночлег в Тулон-сюр-Арру. В этом месте царила очень тихая, возвышенная атмосфера – буквально перед нашим появлением туда приехал лама, чтобы провести недельный курс медитации. Индуизм хоть и совпадает с буддизмом в чисто теоретической добродетели сострадания по отношению ко всем формам жизни, все же в индийской культуре, основанной на кастовой иерархии, проводится четкое различие между отдельными видами живых существ с целью соблюдения «брахманической чистоты». И на следующее утро во время тихого завтрака Сахас внезапно запрыгнул на стол и стал публично отчитывать ламу за то, что тот позволил кошке есть со своей тарелки. «Подобное поведение недостойно человеческого существа», – кричал Сахас тоном святого индуиста. На лице ламы не дрогнул ни один мускул, но все, кто собрался в то утро за столом, подняли такой шум, что завтрак превратился в сущий переполох.
Теперь у Сахаса, остепенившегося с тех пор, в одном углу комнаты располагался алтарь, а в другом – телевизор, и он переключался с одного на другое. Однажды вечером он заглянул ко мне и с хитрой улыбкой на лице сообщил, что у него для меня что-то есть. Он достал из кармана самодельный амулет из серебра, на котором были выгравированы имена Бога на санскрите, и повесил его мне на шею. Я не осмелился спросить, где он его взял. Тогда я в ответ протянул ему сверток вибхути [9], священного пепла, благословленного Сатьей Саи Бабой, индийским святым. Я рассказал ему о целебных силах этого праха, приобретенных им в результате освящения. Не долго думая, Сахас отсыпал немного пепла и стал втирать его в правую ногу – он сказал, что накануне здорово ушиб ее и теперь боль не давала ему покоя. На следующее утро Сахас радостно пел, держа в руках корень цикория, добытый им на завтрак. Он показал мне ногу. «Все прошло! C ′ est puissant, ton truc », – сказал он.
Показав мне Экс и его достопримечательности, Сахас повез меня в Марсель. Наш путь лежал через Долину Волхвов – это загадочное место, в котором искатели и оккультисты всех мастей проводили долгие бессонные ночи, пытаясь исследовать все его чудесные тайны. Роланд упорно настаивал на том, что «если провести здесь хотя бы одну полную ночь, что-то обязательно случится». Прежде чем отправиться на заработки на крупный арабский рынок, Сахас высадил меня недалеко от порта и спросил, куда я собираюсь дальше. Я указал на вершину горы, с которой на город смотрела статуя Девы Марии. «C′est bien, – довольно кивнул он, – bien» [10].
Я добрался до подножия холма. Мне хорошо запомнилось это место – место, где я молился, и величественная золотая фигура Девы Марии возвышалась над городом, стоя на вершине Нотр-Дам де ла Гард, собора Богородицы, устремив свой взор в море. Наверх вела узенькая тропа, хорошо обдуваемая морскими ветрами, пересеченная лестничными пролетами. С каждым шагом я чувствовал ее приближение, и вот фигура Богородицы оказалась прямо передо мной.
Невозможно найти подходящие слова, чтобы описать бытие Марии, понять, кто она есть или кем может быть. Да, в каком-то смысле она – Великая Мать, поразительный поток абсолютной грации, и свет ее ауры озаряет собой весь холм, на вершину которого паломники стремятся попасть с самого утра. Золотая фигура Марии, держащей в руках младенца Христа, возвышается над многолюдным городом. Младенец раскинул руки, словно устремившись к небу. Взор Марии наполнен проникновенной безмятежностью. Своей безмерной молитвой она способна вернуть на путь каждого; она оберегает корабли, что покидают гавань, уходя в далекие моря. На краю холма, на бетонной изгороди возвышается огромных размеров распятие. С его вершины можно заглянуть в самое сердце Средиземного моря, коснуться берегов Африки. Здесь можно ощутить легкую перемену, тонкое благоухание, которое носится на руках ветра над поверхностью воды. Здесь – начало, Присутствие высшего, пробужденное в памяти.
В соборе находилось множество моделей кораблей, которые служили своеобразным подтверждением Материнской опеки. В этот момент все мои мысли устремились к Марии, Богородице, архетипу всех матерей. Все мы – ее дети, и мы можем ощутить чистоту ее материнской любви, простоту ее сердца. К ней обращен голос ребенка – ребенка, у которого нет никаких сомнений в том, что она ответит ему. Ее золотая фигура возвышается над городом с его дрейфующими портами. Ее сострадание не имеет границ, оно простирается повсюду, касаясь своей рукой морских пляжей, наркопритонов и рыночных площадей. Она – во всем этом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу