Александр Литвин - Они найдут меня сами

Мы познакомились с Машей в третий раз, по-настоящему, в Стамбуле. Первые два знакомства в Москве были стерты не только из моей памяти, но даже из памяти Алены. Два раза в зачет не пошли. Да и у меня на тот момент не было ни понимания, ни информации, и, скорее всего, обратись Мария ко мне в тот момент, я бы ее сон не разгадал. А вот стамбульское знакомство было своевременным. И многие, многие события, предшествовавшие сегодняшнему дню, выстроились у меня в один понятный и ясный маршрут, начавшийся в моем далеком детстве и через Москву и Стамбул приведший меня в Тулузу, на Place Roder Salendro.

— Маша ты видишь вещие сны?

— Да, вижу и довольно часто.

— А есть ли какое-то предчувствие перед тем, как увидишь сон?

— Нет, такого не припомню. Но вот перед этим моим ужасом — всегда есть. Я всегда знаю, что увижу это снова. Я долго сопротивляюсь и не хочу засыпать, а потом наступает какой-то момент, я сдаюсь, говорю «будь что будет» и опять попадаю в этот кошмар.

— Ты чувствуешь, когда говорят неправду?

— Да, это очень просто: если истина, то холод по спине, по рукам. Стопроцентный индикатор. Я ему верю.

— Ну, включай свой индикатор. Я кое-что тебе расскажу. — Я закурил сигарету. — У нас с тобой впереди много дел. Так что готовься к командировке. Ты никогда не была в Тулузе, девушка, убегающая во сне по улицам этого города, — это не ты. Мы так устроены, сотканы из миллионов генов наших предков, и активизация их происходит в зависимости от жизни предыдущих поколений. У тебя активен ген потомков Христа и Марии Магдалины.

Я сказал это очень тихо и очень обыденно, и, наверное, эта обыденность не сразу включила ее индикатор. Я смотрел на нее, а она на меня. И через секунду ее заколотило у меня на глазах.

— Аххх, как ошпарило! Этого не может быть! Кто я — и кто они!

— Марьям, вот ты сейчас говоришь и не веришь в свои слова. Индикатор у тебя правильный. Ты не замечала странные вещи? Ты очень боишься людей и сама не понимаешь причину этого страха. С тобой часто случается такое явление, как дежавю, ты ощущаешь себя несколько старше своих лет, ты видишь сны, которые сбываются; тебе звонят люди, когда ты о них думаешь; мужчины, которые к тебе хорошо относятся, успешны и нравятся людям, но тут же теряют эти свойства, если вы в конфликте; те, кто тебя обижает, позже всегда имеют бледный вид. И вернусь к страху. Только воля позволяет тебе держать лицо и не показывать его. Это не твой страх, это страх той, которая скрылась в фонтане. Езжай в Тулузу. Да, и не забудь сегодня поставить у кровати стакан с водой. Будет сон, смотри его внимательно.

Она позвонила на следующий день, ей опять приснился тот же сон, но сейчас она уже видела себя со стороны, сверху. Она видела своих преследователей, она видела улицы города и фонтан, к которому бежала девушка, как две капли воды похожая на нее. Маше не было страшно. День сурка, это страшное кино длиною в тридцать лет закончилось и началась работа. Маша купила билеты и полетела в Тулузу, чтобы уже наяву пройти по маршруту и вспомнить то, о чем тридцать лет просила та девушка, бросившаяся в фонтан на Place Roder Salendro.

Я очень устал. Чтобы увидеть ее сон, мне понадобился опыт практически всей моей жизни. Она не может быть одна. Их должно быть много. Всех убить не могли, кто-то еще выжил. Кто-то ушел от погони и передал свой ген. Мужчинам сложнее заметить знаки, женщинам легче. Они — и мужчины, и женщины — за века рассеяны по всей планете. Но их всех должно тянуть во Францию, туда, где жили их предки. Может быть, читая эти строки, они поймут, что это про них. Тогда они меня найдут. Они найдут меня сами.

Продолжение следует.

В августе 2008 года я стоял на развилке судьбы и думал о том, что у меня есть шанс выбрать иной путь. Но логика жизни шептала в ухо об опасностях, которые могут ждать, и ценностях, которые можно потерять, ценностях, казавшихся ей, логике, весьма значительными, весомыми и невозвратными — при их утрате. Я никогда ни с кем не советовался, у меня всегда было интуитивное ощущение правильного выбора, но сейчас у логики были железные аргументы: она добила меня моим же возрастом. Мне сорок восемь лет, и в таком возрасте что-то менять, имея за плечами очень неплохие жизненные параметры, по меньшей мере, глупо. Интуиция ничего не могла возразить, она вздыхала и думала про себя: ну есть же шанс, он есть! Да, шанс. Не факт, что так все и будет, но он достаточно большой, этот шанс. И я сделал то, чего никогда не делал: я решил спросить своего старшего сына Евгения, что он думает по этому поводу. Женька не сомневался, у его логики был совершенно другой подход, и его интуиция не испытывала пресса прожитых лет: «Папа, когда Лужкову было сорок восемь лет, поверь, его ни одна собака не знала!» Спасибо тебе, мой дорогой Евгений, за то, что изменил всю нашу жизнь одной фразой!