Александр Литвинов - Германский вермахт в русских кандалах

Все, написанное Александром Литвиновым, глубоко личностно, ибо увидено, услышано им, выстрадано и художнически осмысленно. За его плечами сложная, строгая жизнь, и ему удается страницы своей биографии превратить в страницы литературных произведений, когда факт бытия становится фактом искусства. Свои произведения А. Литвинов создает на средства собственной души — в них он сам и строитель, и строительный материал.

Детство на оккупированной территории, послевоенное лихолетье — главная тема его творчества. Но он не повторяет сказанного в литературе на эту тему, у него свой угол зрения на все, казалось бы, известные события.

О жестокости войны, о силе православной нравственности, о всепрощении русской души пишет автор в романе «Германский вермахт в русских кандалах», в котором показывает, как оттаивают окоченевшие в смертоносной стуже войны людские сердца, как оживают в них милосердие, человечность.

Пишет Литвинов емко, бережет слово, понимая, что от Слова — прямая дорога к образу. Подчас в небольшом рассказе (к примеру, «Спекулянт») умеет сосредоточить обилие уникального материала, оказать большое эмоциональное воздействие на читателя.

Иван Уханов

Эта книга зрела во мне много лет и особенно остро просилась написанной быть, когда на глаза попадались разноречивые измышления «правдивых очевидцев» о пребывании военнопленных немцев в Советском Союзе.

Основой книги явились мои воспоминания, рассказы фронтовиков, рассказы самих военнопленных немцев, документы Российского Государственного Военного Архива по лагерю № 327 немецких военнопленных, организованному в моем родном городе Новозыбков, Брянской области в мае 1945 года в бывшем здании школы № 2 по улице Цветная.

Территория школы была превращена в лагерную зону с двумя предзонниками, обнесенную оградой «в один кол с двадцатью двумя нитками колючей проволоки».

В это же время в здании школы № 1 был организован спецгоспиталь № 5799, прикрепленный к лагерю. Лагерь рассчитан был на 600 человек, спецгоспиталь — на 700 койко-мест.

Впечатления детства крепко вошли в мою память, и живы они до сих пор. Из таких впечатлений сильнейших был для меня расстрел немцами евреев города и района в январе-феврале 1942 года.

Из синагоги, куда им приказано было собраться и все ценное взять с собой, несколько дней подряд гоняли только мужчин невеликими партиями, чтобы могилу копать. По улице нашей путь пролегал кратчайший до опушки Карховского бора, где немцы взрывали мерзлую землю, а мужчины обязаны были котлован углублять. Вечером же, чтобы мужчин обратно не гнать в синагогу, — их убивали в этой же яме-могиле.

И пулеметное ржание с эхом испуганным билось над нашей окраиной в небе морозном.

В день последнего расстрела толпу евреев — женщин и детей — повел старый раввин. То был сильный и гордый старик! До сих пор он идет по заснеженной улице нашей! И сколько мне жить суждено, он в памяти будет моей постоянно идущим!

А. Литвинов

— Ух ты! Вот это да-а!

— Эсесовцы, наверно!

— Эсесовцы черными были!

— Черными и страшными!

— И с черепками ходили!

— С черепами, салага!

— Солдаты СС были в сером, а в черном — офицеры СС!

— И красивыми были, когда маршировали просто так!

— Ага, когда были в касках и с автоматами!

— И страшными были, когда партизана вешали на Доске почета!

— Ух, да! В майке драной стоял партизан, а руки завязаны сзади!

— Да! Он стоял как герой Советского Союза!

— А морозяка был какой!..

— А немцы в бабьих платках и в тряпках закутаны были.

— А партизан босый стоял на бочке железной!

— Да! И бочка к ногам прилипла, когда машина отъехала!

— «Прилипла». Примерзла! Салага!

— А тот партизан был Витя Кононов с Харитоновской улицы!

— Витю Кононова немцы на земле распяли!

— А ты-то откуда знаешь?

— А нам Антонина Васильевна еще в первом классе рассказывала!

— А нам бабушка рассказывала!

— Бабушка…

— А может, эти немцы ненастоящие!

— Или какие-нибудь французы из двенадцатого года!

— Ага! Шведы из-под Полтавы!