Марина Зуева - Рожденная быть ведьмой

Я не хочу сказать, что всегда была такая хорошая. Я и плохая была – дралась, если защищала кого-то. Я чаще с мальчишками дружила, мне с ними было интереснее. Считала, что девчонки слишком много ноют.

А потом Танюшка заболела. Она все мне говорила: «Марина, ведь я же умру!» Я ее успокаивала как могла: «Ты не умрешь, ты просто закроешь глаза и уйдешь…»

По ее просьбе мама сшила ей белое платье. Танюшка иногда просила: «Мама, покажи мне это платье, хочу посмотреть, какая я буду красивая…» Вот что значит характер, сила воли.

Ей шел десятый год, мне двенадцатый. Мой день рождения мама никогда не отмечала, и я никогда на это не обращала внимания. Танюшка попросила маму справить мне день рождения: «Давай сделаем Маринке праздник, потому что на следующий день я уйду…» 18 июня мы отметили мой день рождения, а 19-го Танюшка ушла, как и говорила. Она знала день своей смерти. И я знаю…

После ее ухода были похороны, ее закопали. И я это все видела. И вдруг через несколько дней она пришла и села на кровать. Я была в ужасе, потому что сама видела, как закрывали гроб, как зарыли его в землю. И вдруг она появляется перед моими глазами! Я испытывала неконтролируемый страх, кричала ей: «Уходи! Я не хочу тебя видеть!» И вдруг я поняла, что сестра не одна. Оказалось, что я вижу «их» всех, мертвых. Я поняла, что ко мне приходят и другие духи умерших. Мне было страшно, я рассказывала об этом маме. Мама считала, что я фантазирую. А я не могла войти домой, потому что сестра стояла в квартире и смотрела на меня. И я начала ее прогонять. Жестоко. Она ушла. А другие – нет.

Мама сначала пыталась меня успокоить, убедить, что на самом деле никого рядом со мной нет.

А потом она поняла, что меня бесполезно увещевать, пугать словами, наказывать. Вместо этого она взяла меня за руку и отвела в больницу на горе. Это была 17-я больница, психушка. Мама меня привела и говорит: «Если ты еще кому-то скажешь про духов, то окажешься здесь. Я тебе это гарантирую, а ты мое слово знаешь». А мама просто так словами не бросалась, слово у нее было железное. Я смотрела на людей, которые там ходили под таблетками, и мне стало страшно. Но пугали меня даже не сами больные. Я видела там темные энергетические воронки.

В ужасе я спросила: «Мама, ты же меня здесь не оставишь?» Она мне говорит в ответ: «Нет! Но если ты еще кому-то скажешь о том, что ты видишь, то ты сюда попадешь…»

Я, наверное, многое взяла от своей мамы. И главное – верность слову. Она никогда ничего никому не обещала. Но если уж она сказала: «Я даю слово», то это было как закон, она это исполняла. Я тоже никогда ничего не обещаю. Я говорю: «Посмотрим!» Даже в работе своей не обещаю. Мои сын и дочь уже знают меня. Нарочно просят иногда: «Мама, дай слово!» Но я не раздаю обещаний. Для меня данное слово – закон. Как и для моей матери. Я очень редко даю слово, но когда даю, то обязательно выполняю.

Я маме пообещала никому про свои видения больше не говорить. И сдержала слово. Мама иногда проверяла меня, спрашивала: «А сейчас ты что-то видишь?» И я говорила: «Нет, не вижу!» Мама успокаивалась: «Вот видишь, твои фантазии уже ушли…» Хотя я их видела. Когда наступала ночь, они приходили. Мне по-прежнему было страшно. Но признаться в этом я уже не могла. И я просто звала маму под любым предлогом. Придумывала, например, что у меня живот болит. Я просто хотела услышать от нее хоть слово, хоть звук, чтобы «они» ушли. Кричать от страха я не могла, потому что жутко боялась попасть в 17-ю больницу. Но я не обижалась на свою маму.

Потом мама развелась со своим мужем, моим отчимом. Танюшка просто взяла и попросила незадолго до своего ухода: «Когда я умру, разведись, не живи с ним!» Мама дала ей слово и развелась с отцом, они разменяли квартиру. Сестра не уточняла причину, говорила: «Не спрашивай меня ни о чем, просто разведись…»

Уже позже, когда мне было лет семнадцать, мама меня спросила: «Почему Танюшка хотела этого развода?» Я тогда ей кое-что рассказала. Мама всегда на две смены выходила, иногда ночью работала. Она уходила, и мы оставались дома с отцом. Отец у нас был хороший, но когда родилась Светланка, его дочь, то все его внимание переключилось на нее. И теперь он часто меня наказывал, если Светланка плакала. Мог закрыть в погребе, ночью мог выгнать в мороз на веранду в одной ночнушке: «Стой там!» У меня прямо ноги леденели. Угрожал мне и сестре. Говорил Танюшке:

«Если ты матери скажешь, то я еще хуже ей сделаю!» А мне заявлял: «Если ты матери пожалуешься, то я Танюшку побью!»