София Агачер - Путешествие внутри себя

– Здравствуйте, меня зовут Рона, моя семья приехала в Америку в начале прошлого века из небольшого белорусского местечка. Мои прабабушка и прадедушка вместе с девятью детьми пересекли океан в трюме корабля, практически без еды и воды. Самой большой ценностью, которую они привезли с собой, был самовар. Я хорошо помню, как моя бабушка рассказывала, что они сидели очень голодные в тёмном трюме корабля и слышали, как пищат крысы. Тогда бабушка начала просить свою маму, мою прабабушку, чтобы та поменяла самое ценное, что у них было, самовар, на хлеб и накормила детей, а прабабушка ответила ей, что голод пройдёт, а самовар надо беречь и что её внучка, которая обязательно родится в далёкой Америке, когда-нибудь прикоснётся к нему и вспомнит о своих предках и их заокеанской родине. Бабушка пообещала своей матери беречь самовар. С тех пор у нас в семье есть старинный русский самовар из Тулы.

Меня тогда поразила история этой американской семьи, хранящей у себя больше века самовар как символ стародавней родины предков. Видя мой неподдельный интерес, Рона пригласила меня к себе, где и продемонстрировала своё сокровище – самовар, изготовленный на фабрике Василия Степановича Баташёва. Кроме того Рона оказалась замечательной художницей, она показала мне портреты своих бабушки и дедушки, нарисованные ею самой. Все девять детей её прабабушки преодолели океан, остались живы, получили в Америке образование. Мы сидели друг напротив друга, как родня после долгой встречи, и плакали…

– Очень трогательная и символичная история, показывающая, что в самоваре действительно жила душа рода и дома, – сказала Анна Григорьевна, вытирая платочком уголки глаз.

– Да, замечательная. Только с очень грустным концом, – согласилась я и присела отдохнуть на деревянную лавку светлицы.

– Почему с грустным? Самовар украли или он сам вышел погулять и потерялся? – попыталась пошутить экскурсовод.

– Нет, самовар просто выбросили за ненадобностью, как, впрочем, и портреты бабушки и дедушки, – вспомнила я тот страшный ветреный день, когда я приехала повидаться с Роной.

Перед домом, где она жила последние годы, её сын продавал её вещи, среди которых были самовар и портреты. Когда я спросила его, где Рона, он ответил, что она умерла неделю тому назад в соседнем госпитале. Я не могла поверить, что за несколько долларов этот статный, образованный и достаточно обеспеченный мужчина продаёт реликвию своего рода, и попыталась объяснить ему, что этот самовар означал для его матери величайшую семейную ценность, а значит, и для него тоже. Он мне ответил: «Традиции семьи моей матери умерли вместе с ней, я уже не знаю и не понимаю их, у меня иная культура, я – американец. Всё, что я могу сделать, это подарить вам, как русской, самовар в память о моей маме».

Теперь этот самовар – не электрический, расписанный для туристов, а настоящий Баташёвский – ставится у меня в саду под яблоней, и мы пьём ароматный, с дымком чай с пирогами. И я верю, что в нём пребывает душа моего дома, а внуку очень нравится колоть деревянные чурочки для его растопки. Вот так: самовар шумел-шумел – и нашумел мне дорогу.

Мы замерли возле самоваров, словно перед портретами предков.

– В этом мире всё случается не просто так и каждая встреча может многое изменить. Но давайте поднимемся на третий, последний этаж музея, – повела меня опять к лестнице Анна Григорьевна. – Здесь, на чердаке, в голове дома, живут книги с рукописными филигранными буквицами и рисунками фантастических зверей и птиц. Самые красивые – это певческие книги, ведь церковное старообрядческое пение особенное. Этот переливчатый музыкальный строй невозможно было передать нотной грамотой, музыкальные традиции певчих передавались только от учителя к ученику, поэтому в Покровском монастыре в XVII–XVIII веках была большая школа певчих и мастерская по изготовлению книг для них. Посмотрите, какими буквицами начинается каждая песнь, как будто райским светом раскрываются пелены прорастающего зерна мудрости и дыханием мороза расцвечиваются оконца книг. Буквицы, как камертоны, настраивали исполнителей и голоса певчих на передачу божественных звуков. Впереди нас ожидает зал рушников, где мы и закончим экскурсию.

Марфа Евграфьевна сидела за кроснами и ловко перебирала нити, прикрыв глаза, тихо напевая песню и притопывая в ритм правой ногой, как будто качая люльку ребёнка. В витринах за стёклами висели красно-белые льняные длинные полотнища с изображениями ромбов, крестов, зигзагов, фигур, напоминающих женские силуэты, птиц, гусей, медведей. У меня неожиданно возникло ощущение обманутой надежды, как будто я рвалась на берег живой сильной реки, а попала в аквариум. Ощущение глубины и мощи ушло безвозвратно, плечи мои опустились, и слова Анны Григорьевны уже проносились мимо.