Татьяна Артемьева - Последний Рим, или Конец лжепророка

"Как много народу дотла ты обчистишь,

Делая в доме свою воровскую работу” – скажет Гермесу Зевс (Hom. hymn III 285–286).

Прометей – тоже вор. И его воровство тоже связано с огнем:

Этот образ, толкуемый как похищение огня души человеческой Прометеем и передачу его в дар смертным животным, раскрывает смысл странного изречения Д. Бруно о Прометее, "шествующем с навьюченным курдюками бессмертья ослом" (Тайна Пегаса).

Стремление довести дело «дотла» – вполне в духе обоих «божеств». Прометей грозит, что он "все испепелит", "потопит огненною бурей" (Aeshyl Prom. 403). Как известно, и Иисус собирается "пожар низвесть на Землю" (Лук. 12) [10] Агава – одно из воплощений Афины (Ее имя слишком напоминает имя Аглавры, отождествляемой с Афиной Богаевским Б.Л. – ук. соч.) провоцирует «безумие» своих сестер, приведшее их к гибели. Сестра Аглавры – Агравла – и сама Аглавра – ипостаси Афины (А. Тахо-Годи. Ст. в Миф. Слов. М. 1992.). Афина – змея (Orph hymn ХХХН 12).

Если показывающего пример самоубийства Иисуса прибивают гвоздями ко кресту, то Прометея приковывают цепями к скале, но при этом звучит:

Далеко не случайно московская "Церковь Христа" имеет на своей прокламации изображение рук, закованных именно в цепи. Посвященное в тайны заговора жречество всех веков хорошо знакомо со всеми деталями осуществляемого убийства Земли. Кумир церкви Христа – Прометей.

Страшный конец Земли, финал лжепрогресса, все время грезится промыслителю. Вот и в финале трагедии Эсхила "Прометей прикованный" вновь возникает картина гибели Земли: заговор, спланированный и исполненный, как будто уже воплотился в жизнь.

Поборник слова и дела, Прометей предвидит итог собственных стараний. И словно от его заклинаний, дрожит и рушится Земля…

Картина гибели мира – излюбленная сцена лжепророка. Любитель потрясать Землю, грозящий потрясти не только Землю, но и небо (Евр., 12) (мятеж против бога!), губитель то и дело возвращается к акту светопреставления, желая приблизить его, закрепить его в сознании людей, сделать неизбежным. Неотвратимость наступления гибели Земли является главной ложью лжепророка, обманывающего человечество обреченностью мира и преждевременно празднующего победу мятежа.

Символ мятежа и разрушающей все живое бури является своеобразной печатью, метой губителя.

"Не бойся их и не страшися их, ибо они мятежный дом", – предупреждает нас Иезекииль (Иез., 3).

Сетх, египетский бог чужих стран и оазисов, борящийся с богом жизни и любви, богом повсеместного цветения и благоухания природы Озирисом вот вечное противостояние губителя и спасителя. Символом одного является буря, символом другого – цветение. Разрушение жизни, ее искусственное уничтожение противостоит естественному процессу жизни, вновь и вновь преодолевающей смерть. Создающий привилегии, «оазисы», лишь для избранных, губитель насылает бури и разрушения на мир людей, и все это для того, чтобы сделать род людей собственной добычей, незаконным приобретением мятежника.

Система лжи, исповедуемая лжепророком, назовись он Прометеем, Иисусом или Гермесом, и является наукой о самоуничтожении человечества. Возведенная в святыню, она была преподнесена как религия. Разнузданность ее обрядов и лежащее в их основе ритуальное убийство определило ее как религию зверей? Исповедующие жертвоприношение чужие божества были изначально оторваны от Земли, им были чужды ее интересы, безразлична ее боль. Изначальная отторгнутость чужих лжебожеств, занявших место подлинных природных божественных сущностей, породила массу символов, передающих эту отторгнутость со всею определенностью. Так мы видим изображение египетского бога мертвых Анубиса, шакалоголового бога, идущим, что на языке символов египтян означало, что это преходящее божество, временно пребывающее на Земле. Греческий Гермес буквально кончиком ноги касается земного шара, преувеличенно ничтожного по размерам (преуменьшение значения подлинного божества). Что же мы видим дальше? Дальше мы сталкиваемся с божеством, полностью оторвавшимся от Земли, висящим на кресте таким образом, что речь может идти об окончательном и полноценном отторжении, что подтверждает все вышеизложенное в полной мере. Кроме того, мы имеем дело с божеством в такой степени противящимся жизни, что изображение его однозначно представляет нам мертвого бога. Как позже скажет апостол Павел, "всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса" (2 Кор, 4).