Наталья Степанова - Магия-4

– Да, действительно, хороша. Ладно, твоей будет, – сказала женщина. Затем вынула из-под меня простыню с моей кровью, перекинула через руку, как официанты перекидывают полотенце, и тихо произнесла:

– Она так до вечера пролежит, а завтра можешь из нее хоть веревки вить, никуда не денется твоя краля. – А потом она ушла, что-то бормоча.

До вечера мой новый знакомый играл со мной как с куклой: целовал, трогал, разговаривал, но я не могла пошевелиться, хотя все чувствовала. Страха я не испытывала, но состояние покоя мне претило.

Затем я уснула, а утром пришла в себя, смогла разговаривать и двигаться. Только мысли текли как-то вяло…

Он по-прежнему не отходил от меня, уговорил поесть. Я отвечала на его поцелуи. Руки мои обнимали и ласкали его. Казалось, что я знала его всегда. Мне не хотелось с ним расставаться.

Уезжая на день рождения, я позвонила маме и сказала, что останусь ночевать в деревне у подруги. Мама, зная меня как благоразумного человека, восприняла это спокойно, еще пошутила, чтобы я там больше деревенского молока пила.

То, что я увидела из-за двери, казалось мне сном. Наверное, так было запрограммировано.

Выходные прошли, и он проводил меня до самого дома. Когда мы с ним ехали в электричке, я плакала и говорила, что не хочу уезжать, спрашивала, когда мы снова встретимся. А он отвечал, что в любой момент я могу приехать к нему и мы будем жить вместе. При этом с лица его не сходила снисходительная улыбка – все, мол, в наших руках.

Из окна моей комнаты я смотрела, как он удаляется от дома. В эти минуты мне казалось, что жизнь покидает меня.

Мама решила, что я простыла в деревне и заболела. Естественно, я никому, даже маме, не проговорилась, что уже не девушка, умолчала и о том, что мне враз стал не нужен Роман, а тем более свадьба. Как по кругу, мои мысли вертелись вокруг Александра. Я сама ездила к нему домой. Чтобы сгладить навязчивые (с моей точки зрения) визиты, я заискивала перед его матерью: мыла пол, убирала, желая угодить ей. Хотя никогда не делала этого дома.

Я так и не решилась сознаться во всем маме, боялась объяснения с отцом. Рома ездил с концертами и при редких свиданиях нежно ухаживал за мной, но я смотрела на него и видела Сашу.

Однажды, вернувшись с занятий, я вошла в свою комнату и, увидев свадебное платье, неожиданно упала в обморок. Наверное, в тот момент я осознала, что на днях свадьба, а я ничего не сделала, чтобы ее остановить… Было ощущение, что невидимая петля затягивается на моей шее и никто не может мне помочь.

Побросав кое-какие вещи в чемодан, я написала записку маме. Просила простить меня за то, что выхожу замуж за другого.

Для чего-то подписала, что уезжаю далеко-далеко, поэтому искать меня не надо: придет время и я сама напишу.

Когда я пришла в дом Саши, его мать у порога сказала:

– Встань на колени, поклонись мне и мужу, попросись войти его женой.

Я так и сделала. Тогда она принесла плетку и отдала ее Саше:

– Вот, возьми и покажи ей, что ты муж и хозяин. Не смирится с этим, пусть уходит сразу.

К моему изумлению, он меня несколько раз ударил кнутом, но с каждым ударом я все больше укреплялась в вере, что всегда буду их рабой.

Свекровь спросила:

– Поняла, кто ты?

– Да, – ответила я.

Мы стали жить как муж и жена. Сашина мать каждый день учила меня уму-разуму. Я должна была снимать сапоги мужу, убирать, стирать, варить. Учиться мне запретили, да я и не хотела. Вечерами расчесывала свекрови волосы и пела песни, которые мне велели петь.

Раз в 12 дней она меня парила в бане и умывала. А однажды сказала, что было это в последний раз.

– Ты у меня, голуба, белу рыбу съела. Молчать будешь, радоваться каждому моему ласковому слову, как собака. – И засмеялась.

Не скажу, что у меня не появлялось противоречивых мыслей, но приходили они очень и очень редко, да и то, как у испуганного ребенка. Например, пару раз я думала о маме: как она там перенесла мой побег?

Я была безмерно счастлива. Саша не выходил у меня из головы 24 часа в сутки. Засыпая, я видела его во сне. Но он стал ко мне относиться совсем по-другому, пресытился, видно. Что ему моя красота и покорность? Даже самый вкусный торт, если есть его каждый день, опротивеет и захочется черного, кислого хлебца.

Прижимаясь к нему, я все чаще спрашивала: отчего не целуешь, не бьешь меня, разлюбил, что ли? А надо сказать, была у него такая слабость – побить меня, власть почувствовать, а потом приласкать. На мои слезы, если такие бывали, свекровь всегда говорила, что надо терпеть, на то он и мужик.