Надежда Ерофеева - Возлюбить ближнего своего

Так вот о сыне можно много писать в форме повествования, но это не даст ответы на вопросы, почему в детстве от него практически не было хлопот, кроме редких исключений, а годам к 17 он стал их создавать. Вопрос о переходном возрасте всегда широко обсуждался в СМИ, и касается практически каждой семьи. В чем его суть? В том, что для подрастающего ребенка, примерно с 12-13-14 лет, родители перестают быть авторитетом, равно как и учителя в школе, да и вообще взрослые. В моей семье с сыном в этом возрасте проблем не было. Не до этого ему было, по нашей жизни, взросление его перекрыло переходный возраст.

Но что же в реальности происходит с ребенком в так называемом переходном возрасте? В этом возрасте паразиты сознания активно поливают гордыню, в виде самомнения. В тех “благополучных” семьях, где материальный достаток давал возможность баловать свое чадо, это чадо становилось эгоцентричным еще раньше, а “переходный возраст” лишь обострял уже существующую ситуацию. Уже в начальных классах такие дети демонстрируют (рано вселяется бес) “свою элитарность” по отношению к “более бедным” одноклассникам. А что же делают вторые? Гордыня в виде протеста против “несправедливости жизни”, зависти-ненависти к более обеспеченным одногодкам и презрения к своим никчемным “предкам” буйно зацветает именно в переходный возраст.

Повторюсь, но с сыном таких проблем в 13-14 лет не возникло. Прежде всего потому, что авторитетом для него я была, поскольку рулила не только баранкой, но и всей нашей жизнью. Сдерживание его самости происходило до армии. А в чем же заключалась его самость в нашем случае? В нашем случае, это была возможность управлять своими деньгами. До армии (до 19 лет он учился в колледже, а соответственно, по закону, был на моем попечении), пенсию в свои руки получала я.

Но когда он получил права, небольшие деньги с его пенсии, в 2012 она была 4760р, а с 2013 – 5300р, я скупясь, все таки отдавала ему на бензин, поскольку он стал ездить на отремонтированной собственными руками шестерке. На тот момент он многого не требовал, поскольку доделывали крышу, а требовалось поставить еще окна, и все мы это тянули за счет суммарной тройной пенсии. Но! Черти уже тогда начали его грызть. “Заказывай скорее окна” – подталкивал он меня – “Я знаю, что там мои деньги, меня буквально раздирает!” Что мы и сделали в два приема. Но черти его, буквально уже начали бунтовать, внося хаос и беспокойства в мою размеренную жизнь. Это выражалось дорожными штрафами, а когда и употреблением спиртного, курево же, уже прочно вошло в его жизнь, хотя и не курил при мне. В армию его призвали вовремя в конце июня 2013г – закончил училище, и перестали платить пенсию.

Так кто или что заставляет молодого человека вести себя подобным образом? Черт, бес, лярва – без разницы как называть паразита сознания. Пока молодой не наберется жизненного опыта, что хорошо для него, а что плохо, инфернальный паразит (паразиты) вовсю использует его тело и мозги для удовлетворения собственных интересов. В их интересах – провоцировать ссоры подопечного с окружающими, настраивать на отрицание и неприятие разумного, в общем, формировать противостояние с окружающим миром, с последующими раздираемыми изнутри конфликтами между совестью и эгоизмом. Для чего? Качать энергию для собственного питания, и передачи ее в вышестоящие инстанции инфернального мира, и до конечной – дьяволу, люциферу (у него много имен).

Гордыня, самый действенный рычаг воздействия на индивида, который использует паразит для манипуляций человеком, как куклой. Я, Я, Я растет до огромных размеров, пока отдача в виде чьей то оплеухи или чего-то более серьезного не скорректирует самомнение о своей значимости. У сына, гордыня в таком виде, до армии не культивировалась, да и гордыня подобного вида развивается у тех отпрысков, которые выросли, благодаря стараниям родителей, на всем готовом. Такая гордыня владела его отцом (моим мужем) с юношеских лет, поскольку у них, одних из первых в станице появились сначала мотоцикл, а потом и машина. Эта гордыня, буквально написана была на его фотографиях, где он, ужасно крутой в модной дубленке, поднимал стакан в кругу друганов.

Но отец умер, и на тот момент отобразился у сына скорее в негативном восприятии, поскольку в последнее время жил в Питере с другой женщиной. А перед ним маячил мой образ, все время стяжающий что-то себе (семье), образ матери ставящей заборы, дабы закрепить свои позиции. Гавкающей и рычащей на тех, кто осмеливался по дороге на речку воровать яблоки на нашем дальнем плану. И потому гордыня закрепилась у него в притяжательном виде – МОЕ!