Лами Данибур - Большая игра. Том второй. Вспомнить всё!

Анна поправила венок, который чуть перекосило от дождя и ветра.

– Любимому мужу и отцу! – прочла она на чёрной ленте. – Смотри-ка! Любимому!

Подвявшие гвоздики, облаченные в тиски хвои, пестрили на могиле.

– Зашла, пока никого нет. Бабушка за тебя просила…Тихо тут, страшно! Явно это место не для тебя! Знаю, знаю, ты жаждешь признания, поэтому давно умчался ввысь и морочишь головы каким-нибудь наивным ангелочкам Ангелинам. Шучу, конечно. Извини, а что ещё остаётся? Нервы.

Анна не нашла, где присесть, на что опереться. Могила свежая, вокруг только ямы – свободные места, ожидающие своих новосёлов.

– И вообще, что я тут делаю! Как сюда попала? Как нашла тебя? Это в первый и в последний раз! – укоряла себя она. – Тема закрыта! Ну, прости, не рассчитала силы, так уж случилось, сам напросился, что ж! И хватит об этом! Финита ля комедия!

Аня утёрла глаза и нос салфеткой и, не оглядываясь, с опущенной головой пошла к выходу.

Ноги сами несли её подальше от этого места, каждым шагом стирая память. Эпизоды их совместной истории кружились над головой, а потом разлетались в разные стороны, как кладбищенские увядшие листья, не оставляя в душе практически ничего. Лишь только приклеенный на доску памяти листок календаря.

Это был самый тёплый день сентября, кровавое воскресенье последней их встречи. Тот совместный выходной, когда, слушая в кафе Шуфутинского, шлягер которого традиционно крутили из-под каждого закоулка, эти двое вдруг решили стать героями надоевшей песни, поставить жирную точку в отношениях и больше никогда, слышите, никогда не встречаться! Кто же помнил, что сила намерения у рыжей ведьмы так сильна? Вот же нелепость! Расстаться третьего сентября с человеком, который столько лет колесил вдоль и поперёк и изрезал полосу её жизни на британский флаг.

Но теперь всё в прошлом. Нет больше смысла терзать себя.

Король умер, и далее по тексту.

– Владимир Владимирович, к Вам посетитель. Ждёт в парке у самого входа…

– Кто? Почему без звонка? Не люблю я это!

– Женщина. Говорит, что очень надо. Спуститесь?

– Ладно. Иду. Сам хотел пройтись.

Под дикий храп Ивана Кузьмича Владимир Владимирович закрыл дверь в палату.

Спускаться по лестнице с недавних пор стало утомительно, поэтому спасительный лифт доставил его на удивление чрезмерно стройное тело к выходу.

После вчерашнего дождя небо такое чистое, деревья свежие, а пение довольных птиц пленительно сладкое. Всё вместе создаёт атмосферу поэтической осени. Хоть хватай бумагу и чернила и строчи стихи о любви.

На скамье под защитой старого клёна сидит зеленоглазая крашеная шатенка, под маской которой скрывается рыжая бестия. На вид 20-25 лет, но глаза выдают, что разменяла четвертый десяток и Бальзак при встрече с ней блаженно бы улыбнулся. Тонкие чувственные пальцы сжимают сумку-саквояж, а деловой тёмно-синий костюм, мужские лаковые ботинки дают понять, что эта дама с бледной прозрачной кожей не такая уж и лёгкая задачка. Спазмированная мышца гордецов портит нежное лицо едва заметными двумя тонкими морщинками на переносице, намекая на острый ум и повышенную тревожность.

– Владимир Владимирович! – помахала рукой она, приподнимаясь со скамейки. – Как я рада!

– Аннушка, какими судьбами?

– Так давно не виделись! Вы домой-то собираетесь?

– Сижу с первого дня на чемоданах! Но, увы, пока не отпускают. Придётся убежать с Вами! Спасёте старика?

– Я за любой подрыв! Но ни в жизнь не поверю, что кто-то может Вас без желания удержать!

– Вот и славно, я знал, что на Вас можно положиться в любом деле. А удержать меня теперь легко. Я сам удерживаться рад.

Старик опускается рядом, берёт за руку Анну Романовну, и они сидят молча, глядя каждый в свою сторону, но, кажется, настроившись на одну волну.

Так проходит минута. Пока молчание не прерывает Анна.

– Гришку похоронила. Сегодня 9 дней.

– Соболезную. Отмучился… и отмучил, – со вздохом произносит дед Вова. – Поздравляю!

– Спасибо!

– Не стану спрашивать, как это произошло, и кто тому виной.

– Да уж, увольте, пожалуйста, обойдёмся без подробностей!

– Что ты, дорогая! Как можно? – улыбнулся старик.