Фредерик Оливер: Гражданин двух планет

Меньше чем в двух милях от основания горного пика с найденным сокровищем, обегая равнины Каифалиана, вилась императорская дорога, через сотни миль приводившая к великому океану. Стоило только достичь ее, и пятая часть пути — самая утомительная — осталась бы позади. Но, чтобы читатель хоть отдаленно представил себе опасности, подстерегавшие любого на этой горе, я скажу, что последние пять тысяч футов подъема можно было преодолеть одним-единственным способом. Сначала приходилось карабкаться по узкому карнизу — выступу, где с трудом удавалось удерживать равновесие. Примерно через тысячу футов он заканчивался небольшой пещерой, в дальнем конце которой начиналась извилистая, со множеством поворотов трещина — туннель, по которому можно было только ползти. Причем вначале он резко уходил вниз, только потом поднимался примерно под углом 40 градусов, а кое-где и круче. В конце, правда, туннель расширялся так, что можно было достаточно долго идти почти в полный рост. Это, мой читатель, и был единственный путь к вершине самой высокой горы Посейдонии, или Атлантиды, как ты называешь наш остров-континент.

Несомненно, когда-то этот ход проложила извергавшаяся лава, хотя теперь вода изъела все до такой степени, что сама мысль о его вулканическом происхождении просто не приходила в голову. Вверху проход заканчивался широкой пещерой, видимо, являвшейся жерлом древнего вулкана. Был тут и еще один туннель. Тот, кто рискнул бы пойти по нему, опускавшемуся все ниже и ниже, в самые недра горы, в конце концов, оказался бы на краю огромной пропасти, не имевшей видимой стороны кроме той, на которой он стоял. Дальше двигаться могли лишь крылатые существа, например, летучие мыши, но на такой глубине не было даже их.

Ни малейшего звука не исходило из той жуткой бездны. Свет факела выхватывал лишь маленькое пространство из моря кромешной тьмы. Однако мне здесь было ничуть не страшно, я ощущал скорее некоторое очарование. Хотя другие тоже могли знать об этом месте, у меня еще не было спутника, столь безрассудно смелого, чтобы встать рядом со мной на краю пропасти. Я же, побуждаемый любопытством, был там трижды. И в последний раз, пытаясь найти спуск, едва не погиб, когда внезапно базальтовый валун, на котором я стоял, сорвался вниз. Грохот от его падения эхо разносило довольно долго. Мой факел упал вместе с ним, и там, далеко в глубине, подобно огненным мухам, вспыхивали искры всякий раз, когда он ударялся о выступы скал. Я остался в непроницаемой тьме, ослабев от мысли об опасности, грозящей мне на обратном пути наверх. Но — слава Инкалу! — выбрался. Однако, с того момента больше не стремился исследовать таинственную бездну. Короче говоря, я хорошо знал эти места и уже не раз проходил прямо там, где сегодня счастливый удар альпенштока обнажил золотую жилу, но не видел сокровища, пока не попросил о помощи Инкала. Странно ли то, что теперь я более прежнего был убежден в истинности веры моего народа?

Итак, спустившись с заснеженной макушки горы, я вошел в пещеру. В воздухе здесь стоял запах серных испарений, зато было намного теплее, чем снаружи. Пройдя некоторое расстояние, я присел передохнуть и принять решение — продолжать ли дорогу домой или вернуться назад и взять еще часть сокровищ. Мне ведь не было известно, скоро ли я смогу вновь подняться сюда и хватит ли того золота, что лежало в моих карманах, на первое время. В конце концов, я встал, развернулся и пошел обратно. И в полдень снова стоял у своего клада.

Не потребовалось много времени, чтобы набить уже отколотыми прежде кусками золотоносного кварца небольшой мешок, и сделав это, я снова двинулся вниз. На этот раз спуск показался мне довольно тяжким — сказывалась усталость. Хотелось отдохнуть, но я позволил себе расслабиться, лишь когда уже почти миновал пещеру. Выбрав достаточно удобную площадку, я привел, точнее, прилег, съел горсть фиников, выпил талой воды из своей фляги и, совершенно разомлев от теплого воздуха, растянулся, чтобы немного поспать.

Не знаю, сколько я проспал, но пробуждение было ужасным! В первое мгновение мне показалось, что вокруг почему-то с грохотом начал взрываться сам воздух, ставший вдpyг горячим, почти обжигающим. Запахло едким, удушливым дымом. С каждой секундой нарастал рев, перемежавшийся странными стонами и оглушительными выстрелами. Гора то и дело нервно вздрагивала. Но страшнее всего было багровое зарево, освещавшее теперь огромную пещеpy так ярко, что я видел ее всю. Меня сковал ужас. Какое-то время я смотрел, как в феерической пляске сменяют друг друга алые, зеленые, голубые сполохи, ощущал нарастающий жар, понимал, что древний вулкан проснулся, что это — извержение, адское дыхание бездны, которая однажды уже чуть не поглотила меня, но не имел сил даже пошевелиться. Лишь когда из зева того прохода, что вел к пропасти, показалась струя расплавленной лавы, мой приступ столбняка вмиг прошел.