Бхагаван Раджниш: Храбрость

Почему я хочу, чтобы ты это вспомнил? – потому что твой Бог это не что иное, как страх первого дня твоей жизни, который продолжается до ее последнего мгновения, становясь больше и больше. Именно поэтому человек, пока он молод, может быть атеистом, он может это себе позволить, но по мере того как он становится старше, быть атеистом становится все труднее. Если, когда он приблизится к могиле, окажется одной ногой в могиле, ты спросишь его, все ли еще он атеист, он скажет: «Я это пересматриваю» – из-за страха... что будет? Весь его мир исчезает.

Мой дед не был религиозным человеком, совсем нет. Он был ближе к Греку Зорбе: ешь, пей и веселись; нет другого мира, все это вздор. Мой отец был очень религиозным человеком; может быть, это было из-за деда – реакция, противостояние поколений. Но в моей семье все было вверх ногами: мой дед был атеистом, и, может быть, именно из-за его атеизма мой отец стал теистом. И каждый раз, когда мой отец ходил в храм, дед смеялся и говорил:

- Ну вот опять! Продолжай, трать свою жизнь понапрасну на эти глупые статуи!

Я люблю Зорбу по многим причинам; одна из причин в том, что в Зорбе я снова нахожу своего деда. Он так любил поесть, что обычно никогда никому не доверял приготовление пищи; он готовил сам. За свою жизнь в Индии я гостил в тысячах семей, но никогда не ел ничего вкуснее стряпни моего деда. И он так любил готовить, что каждую неделю давал пир для всех друзей – и готовил целый день.

Моя мать, тети, слуги и повара – всех выгоняли из кухни. Когда мой дед готовил, никто не должен был его беспокоить. Но со мной он очень дружил; он позволял мне наблюдать и говорил:

- Учись, не полагайся на других людей. Только ты знаешь свой вкус. Кто еще его узнает? Я говорил:

- Это за пределами моих возможностей; я слишком ленив, но я могу посмотреть. Целый день готовить? – я на это не способен.

И я ничему не научился, но просто смотреть на него было радостью – он работал почти как скульптор, музыкант или художник. Готовить еду для него не было просто делом; это было искусством. И если что-то выходило хоть немного ниже его стандарта, он тут же это выбрасывал. Он готовил заново... и я говорил:

- Но все в полном порядке.

- Ты знаешь, – говорил он, – что это не совершенно в порядке, это просто в порядке. Но я перфекционист. Пока я не достигну своего стандарта, я никому не предложу эту еду. Я люблю свою еду.

Он приготавливал много разных напитков... и что бы он ни делал, вся семья была против, все говорили, что он просто головная боль. Он никого не допускал в кухню, а вечером собирал всех атеистов города. И, просто чтобы насолить джайнизму, он ждал заката солнца. Он не ел до заката, потому что джайнизм говорит: «Ешь перед закатом; после заката есть нельзя». Он снова и снова посылал меня посмотреть, село ли солнце.

Он раздражал всю семью. И мои родственники не могли на него злиться – он был главой семьи, старшим в семье, – но злились на меня. Это было проще. Они говорили:

- Зачем ты ходишь смотреть, село ли солнце? Этот старик испортит и тебя, совершенно испортит.

Мне было очень грустно, потому что я нашел книгу «Грек Зорба», только когда мой дедушка умирал. Единственное, что я чувствовал, глядя на его погребальный костер, – что он был бы в восторге, если бы я перевел ее и прочитал ему. Я читал ему много книг. Он был неграмотным, он мог только подписать свое имя, вот и все. Он не умел ни читать, ни писать – но очень этим гордился.

Он говорил:

- Хорошо, что мой отец не заставлял меня ходить в школу, иначе там бы меня испортили. Эти книги так портят людей. Он говорил мне:

- Всегда помни, твой отец испорчен, твои дяди испорчены; они постоянно читают религиозные книги, священные писания, а все это мусор. Пока они читают, я живу – хорошо познавать из жизни.

Он говорил мне:

- Они пошлют тебя в университет – они не послушают меня. И я мало чем могу помочь, потому что если твой отец и мать настоят на своем, они пошлют тебя в университет. Но остерегайся, не потеряйся в книгах.

Он наслаждался небольшими вещами. Я спросил его:

- Все верят в Бога, почему не веришь ты, Баба?

Я называл его Баба, этим словом в Индии обращаются к деду. Он говорил:

- Потому что я не боюсь.

Очень простой ответ: «Почему я должен бояться? Не нужно бояться; я не сделал ничего плохого, я никому не причинил вреда. Я просто прожил свою жизнь радостно. Если и есть какой-то Бог и я когда-нибудь его встречу, он не может гневаться на меня. Это я буду гневаться на него: "Зачем ты создал этот мир? – что это за мир?" Я не боюсь».