Бхагаван Раджниш - Храбрость

Я здесь не для того, чтобы дать догму. Догма делает человека уверенным. Я здесь не для того, чтобы что-то пообещать на будущее – любое обещание создает определенность. Я здесь просто для того, чтобы сделать тебя бдительным и осознанным – то есть привести тебя в здесь-и-сейчас, во всей той незащищенности, что являет собою жизнь, во всей той неопределенности, что являет собою жизнь, во всей той небезопасности, что являет собою жизнь.

Я знаю, ты пришел сюда за некой определенностью, за неким кредо, «-измом»; в стремлении к чему-то принадлежать; в поисках кого-то, на кого можно было бы опереться. Ты пришел сюда из страха. Ты ищешь своего рода красивую тюрьму – в которой можно было бы жить без осознанности. Мне же хочется сделать тебя более незащищенным, неопределенным – потому что именно такова жизнь, именно таков Бог. Когда неопределенность и опасность велики, единственный способ отозваться на это – осознанность.

Есть две возможности. Либо ты закрываешь глаза и становишься догматичным, становишься христианином, индуистом или мусульманином... и тогда превращаешься в страуса. Это ничего не меняет в жизни, это просто закрывает тебе глаза. Это просто делает тебя глупым, это просто делает тебя неразумным. В своей глупости ты чувствуешь себя в безопасности – все идиоты чувствуют себя в безопасности. Фактически, только идиоты чувствуют, что они в безопасности. По-настоящему живой человек всегда чувствует себя в небезопасности. Какая у него может быть безопасность?

Жизнь – не механический процесс, и она не может быть безопасной. Это непредсказуемое таинство. Никто не знает, что случится в следующее мгновение. Даже Бог, который, по-твоему, обитает где-то на седьмом небе, даже он – если он есть, – даже он не знает, что будет дальше! ...потому что если бы он знал, что будет дальше, жизнь была бы подделкой, все было бы расписано наперед, предопределено заранее. Как он может знать, что будет дальше, если будущее открыто? Если бы Бог знал, что случится в следующее мгновение, это сделало бы жизнь всего лишь мертвым механическим процессом. Тогда не было бы никакой свободы, а какая может быть жизнь без свободы? Тогда не было бы никакой возможности расти – или не расти. Если бы все было предопределено и не было бы ни славы, ни великолепия. Тогда вы были бы просто роботами.

Нет! – ничто не предопределено. Вот мое послание. Ничто не может быть определенным, потому что застывшая жизнь была бы хуже смерти. Ничто не определенно. Жизнь полна неуверенности, полна неожиданностей – в этом ее красота! Никогда нельзя прийти к точке, в которой ты мог бы сказать: «Теперь я уверен». Если ты говоришь, что уверен, ты просто объявляешь о своей смерти; ты совершил самоубийство.

Жизнь продолжает двигаться в тысяче и одной неопределенности. Это ее свобода. Не называй ее небезопасностью.

Я могу понять, почему ум называет свободу «небезопасностью»... Не доводилось ли тебе провести несколько месяцев или лет в тюрьме? Если ты провел несколько лет в тюрьме... когда приходит день выйти на свободу, заключенный начинает чувствовать неуверенность в завтрашнем дне. В тюрьме все было определенно; все было мертвым и рутинным. Его обеспечивали едой, ему предоставляли защиту, он не боялся остаться завтра голодным, остаться без еды – не было ничего подобного, все было определенно. И вот внезапно, через много лет, тюремщик подходит к нему и говорит: «Тебя скоро выпустят». Он дрожит. Снаружи, вне стен тюрьмы, вновь появится небезопасность, вновь ему придется искать, исследовать, вновь ему придется жить свободно.

Свобода вызывает страх. Люди говорят о свободе и в то же время боятся ее. Но человек еще не человек, если он боится свободы. Я даю тебе свободу. Я даю тебе понимание. Я не даю знания. Знание сделало бы тебя уверенным. Если я дам тебе формулировку, готовую формулировку, что есть Бог и Святой Дух, и единородный сын Иисус; есть Ад и Рай, хорошие и плохие поступки; греши, и окажешься в Аду, делай то, что я называю добродетельным, и попадешь в Рай – всему конец! – ты уверен. Именно поэтому столько людей решило быть христианами, индуистами, мусульманами, джайнами – они не хотят свободы, они хотят застывших формулировок.

Один человек умирал – внезапно, в дорожной аварии. Люди не знали, что он был евреем, поэтому позвали ему священника, католического священника. Он склонился к этому человеку – умирающему, стоящему на пороге смерти – и спросил: