Аль Беркем - Другой Урал

— Бакиров, айда на Шанхай, позырим, че там за кипиш!

— А че там такое?

— Чизелов натухало, ужысть!

— Че, прям на Шанхай? — не поверил я. — Да!

— Пошли!

— Обожжи меня, я зараз спущусь!

У края оврага, там, где начинался хлипкий мостик, стояло несколько темно-синих чизелячьих «газиков» и карета неотложки.

— Там че, завалили кого? — на бегу спросил Елизар у мрачного усатого водителя, курившего в открытую дверку «газика».

Ответа он, конечно, не ожидал, но так было принято — поджирать мусоров при любом удобном случае. Ответит — а-а, чизел сраный, прогнулся; не ответит — во охуевшие, с людями им уже западло побазарить. Мент не оправдал наших ожиданий и мягко, по-человечески ответил:

— Не ходили бы вы туда, ребят. Оно вам надо, говно все это…

— Тебя не спросили! Чизел! — ответил я, и мы побежали по мостику.

Посреди Шанхая, у дверей товарниковой избушки, стояла молчаливая густая толпа, изредка озаряемая слепящими вспышками откуда-то из середки. Ближе к центру виднелись фуражки, много, и одинокий белый колпак фельдшера. Мы забурились в густой лес спин и жоп, воняющих мокрой псиной, и через некоторое время пробились в первый ряд. В жирной шанхайской грязи лежал на спине щуплый мужик в черном двубортном костюме и снежно-белой рубашке, с багровыми пятнами вокруг черных дырок. С первого же взгляда нам стало понятно, что этот дядя из тех, что постоянно тусуются в бильярдной у вокзала, только малость пострашнее. На его лице и руках не было ни одного места крупнее спичечного коробка, не покрытого партачками, у дяди даже уши были сплошь изрисованы всякими буковками и картинками.

Мусорской фотограф, видимо, уже нафотографировал сколько надо и спрятал камеру в здоровенный черный ящик. Мужик в таком же костюме, как у мертвеца, только коричневом, повелительно махнул рукой в сторону города, и вперед вышли где-то ныкавшиеся мужики в одинаковых казенных ватниках поверх синих халатов и схватили мертвеца за руки за ноги. Под трупом звонко чавкнуло, а изо рта вырвалось короткое задышливое сипение. Я испугался и вывинтился из толпы, и дальше смотрел уже издали. Мужики шутя выдернули его из грязи и погрузили на матерчатые носилки с блестящими железными ручками. …Интересно, наебнутся они с мостика или нет?.. — думал я, глядя, как опасно раскачивается под утроенной нагрузкой трухлявая конструкция. — Хоть бы нет, а то потом вокруг пиздовать… Тут из-под брезента, которым мужики накрыли покойника, выпала какая-то маленькая и блестящая фиговинка, и у меня внутри все оборвалось — щас провалится между досками! А в овраге хрен ее найдешь, мало того, что он завален всяким хламом, так еще где-то внизу мощно журчит несущаяся по нему вода, и фиговинку всяко утащит течением. Но фиговинка не провалилась, и я со всех ног дунул к ней, пытаясь опередить каких-то местных, вплотную подошедших к началу мостика на той стороне. Подобрав ее на бегу, я ломанулся дальше и замер, похолодев от ужаса, — навстречу шел Бондырь из «Орбиты» со своей вонючей пристяжью, и они уже скалили свои поганые хари, а я был один, и чухануть от них уже не выходило. Я прикинул, что ежели упрусь, то все равно отмудохают и скинут в овраг — тогда все, штанам, рубахе и курточке однозначный щорс; а мать только вот-вот купила мне эту курточку и будет плакать… Тогда я остался на месте и проявил — до сих пор не могу понять, мудрость или малодушие, но отдал суке Бондырю фиговину и позволил себе только отвести руку за перила, понтуясь, что вот как сейчас скину, чтоб раз уж не мне, то и не тебе…

Размазывая по моське кровь и заталкивая обратно лезущие из горла злые рыдания, я слепо побрел по тропке между огородами к колонке на пустыре. Студеная вода смыла пережитое унижение, вдобавок у меня созрела гениальная догадка, окончательно отогревшая душу, — я принял решение сжечь ихний дровяной сарайчик; и не щас — нафига он по весне, нет, я дождусь осени, и как только они купят дров… Не, а че он, сука, — я во второй класс хожу, а он в четвертый! Иди и прыгай на одногодков, а то, ишь ты, справился он! С-с-сука! Герой кверху дырой. Тут меня догнал Елизар, и мы, распираемые впечатлениями, побежали во двор, на бегу осознавая наш новый статус — Владельцев Актуального Эксклюзива.

Чего там говорить — мы ушли со двора обычной пузатой мелочью, а вернулись самыми настоящими королями. Даже Большие Пацаны, лениво раздавая щелбаны ойкающим макушкам, подошли ко взрослому столу нас послушать! Естественно, через полчаса по нашим разглагольствованиям уже выходило, что «Лотоха из последних сил такой раз, и говорит тихонько, чтоб чизела не просекли: „Быть тебе, Елизар, смотрящим по городу вашему, ну, по микрорайону, а Атаманова суку помойте по-всякому и в хоккей играть не берите! И в футбол тоже!“» Я тут же оспорил нагло присвоенную Елизаром должность, и мы, сцепившись, повалились со стола в толпу восхищенных слушателей.