Беркем Атоми: Чиста пацанская сказка - 2

Кому в лом шнифты корежить, либо масть не позволяет с книжкой кочумать, объявляю че там дальше; а кто сам зачитает, то пусть это пропустит и читает сам — так интереснее. Сразу осажу декабристов: букаф реально много. Короче. Когда Маратка реально попал под молотки беспредельных косорылых, ему пришлось выламываться с ихней Косорыловки, чтоб не отвечать за чужую движуху. Ну, вы помните. Эта книжка начинается на том месте, где он доехал до спокойных мест, поставил себя как надо и реально завязал со спортсменством. Че завязал — по дороге он рубанул лавандоса, и его резко потянуло на культуру. Потянуло — так че тормозить, он бродяга вольный, взял да и чухнул на культурную сторонку. На чужой стороне наклонил под себя небольшой такой микрорайончик, и стал ходить под тамошним папой. Подженился даже, там как бы не в падлу. Да вот судьбина ему гавна подкинула: по дороге, у нас еще, хепса он одного исполнил, люди там нормально подошли, обратились, он и сработал; а в оконцове оказалось, что хепс этот был ни разу не простой, и вроде как корешкам усопшего приспичило обязательно достать и стрелка. Казалось бы, че за детство в жопе, при каких тут делах стрелок, да? Че на исполнителя-то бычить, ему пробашляли, он и сделал; ну не он сделал бы, так другой… Не, ни фига, неймется этим баранам трелевочным! Ну и че, опять дорога дальняя…

— Тушка эльфа, если ее вовремя не освежевать, начинает портиться через… Ну, примерно, как мне выкурить две трубки. Понятно, да? А кто может встать и рассказать, как уберечь мясо от порчи, если свежевать некогда?

— Съесть! И не париться!

— Замолчи, Бочка. — Старый учитель Белая Башка сделал вид, что «вот сейчас бич достану!»; но, резко нагнувшись, сразу распрямиться не смог. Сдерживая завертевшееся на языке черное словцо, осторожно выпрямил шкафообразное туловище, опираясь на жалобно скрипнувшую парту. — Так, кто может ответить?

— Накосячим — ответим! — весело орали ученики. — А пока не спросил никто! Ты спросить не можешь — мы еще маленькие!

Старик приподнялся, отодвигая скамью. Страдальческая гримаса, не успевшая разгладиться на его побагровевшем лице, принялась неторопливо трансформироваться в оскал. Ученики притихли: Белая Башка, хоть и самый старый, но приложить может на зависть многим Воинам. Все помнили, как в прошлом году, на Празднике Пшенницы, к захмелевшему Башке прикопался отец Слонячьей Ноги, перепивший ячменного пива. Башка вырубил папашку Ноги с одной плюхи, даже не выходя из-за стола, хотя папашка тот ходил топорником в личной охране самого Ку-Тагбаша.

Над головами прижухших учеников пронесся порыв изрядно сжатого воздуха, сдобренного брызгами слюны и остатками мяса из зубов:

— Зато поправить могу! — рев, здорово смахивающий на гром, сменился низким зловещим рокотом — У кого тут метла в поганой дырке не держится?!

Тролльчата рефлекторно уменьшились в росте, некоторые почти полностью сползли под парты. Три десятка рудиментарных хвостов предательски задрожали. Ситуацию, как обычно, разрядила Вторая Дочь Однорукого:

— Учитель Белая Башка, прости нас, дураков. Мы ж не со зла… — начав по-детски, врастяжку, закончила вполне зрелой нотой — Мы тебя любим, ты же знаешь…

Как всегда, Белая башка купился на бесконечно повторяемый фокус Второй — больно уж она напоминала ему одну из внучек, много лет назад съеденную драконом примерно в таком же возрасте.

— Любим… — еще рыча, но уже совершенно безопасным тоном, передразнил Вторую Башка. — В могилу загоните, заср-ранцы. Ты им слово, они тебе десять… Ладно, один раз увидеть — сто раз услышать. Сейчас будем учиться беречь мясо от порчи.

Тролльчата расслабились, по пещере пронесся легкий шум — из-под парт вылезали самые трусливые.

— Тупой! Сходи принеси волка!

— Которого вчера поймали, да?

— Нет. Сходи быстро поймай и неси сюда!

Тупой остановился на выходе и беспомощно открыв рот, вылупился на учителя.

— Я один не смогу-у-у. — виновато прогудел тролльчонок, потупившись. — Они вон как бегают…

Ученики дружно заржали, стараясь особо не орать — Башка только успокоился, ну его… Впрочем, Белая Башка тоже едва сдержал улыбку, но тут же взял себя в руки: