Лев Шестов - Афины и Иерусалим

Меньшие боги (лат.).

Nic. Eth. 1178 b 21. Когда Karl Werner писал об Аквинате, которому он посвятил свой огромный и с таким благоговением и любовью написанный труд: «его представление о блаженном бытии есть только на христианский лад переложенное аристотелевское представление о блаженстве созерцающего неделания», он имел в виду, конечно, приведенное мною место из «Этики» и соответствующие места из «Метафизики» Аристотеля.

Всякое основание истины и добра зависит от Бога (лат.).

Киркегарда можно назвать без преувеличения духовным двойником Достоевского. Если в своих предыдущих работах, говоря о Достоевском, я не называл Киркегарда, то только потому, что не знал его: я познакомился с его сочинениями только в самые последние годы.

Cf. de Wulf. Histoire de la philosophic médiévale. P. 474: «Le ton de ses réfutations dans le De Unitate intellectus est d’une véhémence que l’on ne rencontre pas ailleurs dans ses œuvres» [Тон его опровержений в «De Unitate intellectus» столь горяч, что мы не встретим ничего подобного в других его сочинениях (фр.)].

Сознание вообще (нем.).

Когда Фома Аквинский пишет (S. Th. I, 16, 7): «nulla creata veritas est aetema, sed sola veritas divini intellectus, qui solus est aeternus et a quo ipsa ejus veritas indistincta est» (никакая сотворенная истина не вечна, но лишь истина божественного разума, который один только вечен и от которого самая его истина не отлична). Или «dicendum, quod ratio circuli et duo et tria esse quinque habent aeternitatem in mente divina» (нужно сказать, что основание круга и «два и три составляют пять» обладают вечностью в божественном разуме) и т. п. Трудно в этом не разглядеть intellectus separatus (или emancipatus)… a Deo.

Отсюда и спинозовское: sentimus experimurque nos aeternos esse (мы чувствуем и познаем, что мы вечны).

Звучит отголоском рассказа из «Бытия»… Повторим еще раз: открыв человеку нечто неуловимое для него естественным образом, откровение прокладывает путь разуму (фр.).

Самую оптимистическую, из всех мыслимых, интерпретацию мира, в котором зло есть факт… реальность которого нельзя отрицать (фр.).

Сотворенные ex nihilo [из ничего (лат.)] вещи существуют, и существуют хорошо, поскольку они сотворенные, но в их сущность вписана изменчивость именно потому, что они суть ex nihilo. Если же настаивают на том, что «зло» – это изменение, которому с неотвратимостью подвержена природа, надо понимать, что в таком случае возможность изменения оказывается необходимостью, которую сам Бог не смог бы устранить из сотворенного им, потому что сотворенность есть самая глубокая характеристика самой этой возможности (фр.).

Нет смысла выяснять, способен ли был Бог создать неизменные творения, ибо это было бы гораздо более невозможно, чем создать квадратный круг. Мы видели, что изменчивость столь же присуща природе случайной твари, сколь неподвижность присуща природе необходимого Бытия (фр.).

Как у Спинозы: «Acquiescentia in se ipso ex Ratione oriri potest et ea sola acquiescentia quae ex Ratione oritur, summa est quae dari potest».

Мир, где зло есть факт, реальность которого нельзя отрицать (фр.).

Совершенная безмятежность греческого мира (фр.).

Такие совсем не похожие друг на друга и сходящиеся только в своем преклонении пред бл. Августином историки, как J.Tixeron (Histoire des dogmes, II, 362) и Hamack (III, 216), не могут не отметить в нем: первый – l’habitude de raisonner sa foi [привычка обсуждать свою веру (фр.).], а второй, что у него die moralische Betrachtung der religiösen übergeordnetst, т. е. моральная точка зрения доминирует над религиозной.

«Любовь и ее предмет», «Свобода выбора и христианская свобода», «Закон и христианская моральность» (фр.).

Человеческая любовь… есть только ограниченное причастие к любви, которую Бог питает к самому себе (фр.).

Божье милосердие есть лишь великодушие существа, преизбыточествующая полнота которого любит себя в самой себе и в всевозможных причаствованиях (фр.).

Жильсон (II, 222 и 278) приводит образцы грубых нападок Лютера на Аристотеля. Но не нужно забывать, что Лютер был сыном исходящего средневековья и что средневековые писатели не очень были озабочены изяществом выражений. У Д.Скота, например, мы читаем: «quid Saraceni villissimi porci, Mahometi discipuli, pro suis scripturis allegabunt, expectantes, pro beatitudine quod porcis convenit scil., gulam et coitum» [что сарацины, грязные свиньи, ученики Магомета, опираясь на свои писания, причислят к прекрасному то, что подходит свиньям, то есть обжорство и совокупление (фр.)].