Ямвлих - Жизнь Пифагора

(122) Восхваляют многое и из того, что сделали в общественной жизни близкие к нему люди. Ибо говорят, что когда у жителей Кротона вошло в обычай совершать пышные выносы и погребения, один из пифагорейцев сказал народу, что он слышал рассуждение Пифагора о богах, говорившего, что Олимпийские боги обращают внимание не на большое количество жертв, а на душевное расположение жертвующих, 229подземные же боги, напротив, из-за того, что им досталась по жребию низшая доля, радуются битью в грудь и рыданиям, а также постоянным возлияниям и приношениям на могилу и заупокойным жертвам, совершаемым с большой расточительностью. (123) Вот почему Аида из-за его склонности к принятию проявлений такого рода называют Плутоном 230, и тем, которые скромно воздают ему честь, он позволяет оставаться наверху в мире 231долгое время, а кого-нибудь из семьи тех, которые бывают расточительны при проявлениях горя, он всегда сводит под землю, чтобы достичь почестей при поминовении усопшего. После такого наставления у слушавших возникло убеждение, что они сохранят свою жизнь, если будут умеренными в горе, если же станут проявлять неумеренную расточительность в почитании умерших, все погибнут раньше срока, отведенного судьбой. (124) Другой пифагореец, взяв на себя роль третейского судьи в деле, где не было свидетелей, прогуливаясь отдельно то с одним из ведущих тяжбу, то с другим, в обоих случаях остановился возле какого-то надгробного памятника и сказал, что лежащий здесь был в высшей степени достойным человеком. После того как один из тяжущихся сказал об умершем много добрых слов, а другой лишь спросил: "Ну и как, ему от этого прибыло?", пифагореец подумал и склонился на сторону того, который восхвалял добронравие умершего. Другой же пифагореец, взяв на себя роль третейского судьи в большом деле, приговорил одного из тяжущихся уплатить четыре таланта, другого — получить из них два, отсудил у него в пользу первого три, сам же, казалось, дал каждому по таланту. 232Когда два каких-то человека, замыслив обмануть ломбардщицу, оставили у нее плащ, договорившись с ней, что она не отдаст его кому-нибудь одному из них, пока они не явятся за ним оба, но впоследствии просчитались, и взял то, что они оставили вместе, один, сказав, что другой разрешил ему это сделать, второй же, который не пришел, подал на ломбардщицу в суд и рассказал судьям о первоначальном условии [якобы нарушенном ломбардщицей, отдавшей плащ одному, а не обоим], пифагореец, взявшийся быть судьей в этом деле, [разгадав их замысел] постановил, что если они явятся вместе, женщина выполнит договор. 233(125) Два других человека, казалось, были очень дружны между собою, но один стал молча подозревать другого, потому что какой-то из его прихлебателей сказал ему, что тот соблазнил его жену. Один из пифагорейцев случайно зашел в оружейную мастерскую в тот момент, когда считавший себя обесчещенным показывал нож оружейнику, пеняя ему на то, что нож будто бы недостаточно остр. Поняв, что тот готовится к мести якобы обесчестившему его, пифагореец сказал: "Нож у тебя острее всего чего угодно, но только не клеветы". И, сказав это, достиг того, что человек переменил решение и опрометчиво, по ошибке не совершил преступление против друга, которого уже пригласил к себе домой. (126) Другой пифагореец, когда у одного из приезжих упал в храме Асклепия пояс с золотом 234, а по закону упавшее в храме на землю поднимать было нельзя, отчего приезжий огорчился, велел вынуть золото, которое земли не касалось, пояс же оставить, так как он касался земли. И вот что произошло, говорят, в Кротоне, хотя люди неосведомленные относят это происшествие к другим местам: когда во время представления над театром пролетали журавли, какой-то человек из приплывших в город морем, сказал другому, сидящему поблизости: "Видишь свидетелей?" Услышав эти слова, один из пифагорейцев отвел их в суд к хилиархам, предположив (как оказалось в результате допроса их рабов, верно), что они утопили в море каких-то людей, призвавших в свидетели злодейства журавлей, пролетавших в это время над кораблем. 235И когда двое пифагорейцев, по-видимому, поссорились и уже направлялись к Пифагору, младший, подойдя к старшему, начал примирительный разговор, говоря, что не нужно апеллировать к третьему, а нужно подавить злобу в себе самих, тот, выслушав, сказал ему, что лично ему все нравится за исключением того, что он, будучи старшим, не подошел для примирения первым... 236(127) К этому можно добавить и то, что рассказывают о Финтии и Дамоне, о Платоне и Архите, о Клинии и Проре. 237Кроме этого, рассказывают о Евбуле из Мессины, что, когда он, плывя домой, попал в плен к этрускам и был увезен в Этрурию, этруск Навсифой, будучи пифагорейцем, узнав, что Евбул — один из учеников Пифагора, отнял его у разбойников и в полной безопасности доставил в Мессину. (128) Когда карфагеняне собирались отправить на пустынный остров больше пяти тысяч своих пленников, карфагенянин Мильтиад, увидев среди них Посида-аргивянина (оба они были пифагорейцами), подошел к нему, и, скрыв от него то, что готовится, убедил его как можно скорее бежать к себе на родину, и, посадив на какой-то подплывший корабль, дал ему припасы на дорогу, и спас таким образом человека от опасности. В общем, если кто-нибудь стал бы рассказывать обо всех случаях помощи пифагорейцев друг другу, этот рассказ превысил бы своей продолжительностью должный объем сочинения.