Сергей Хольнов - Хольнов С.Ю. - Тоннель в подсознание, или уроки Силы

Между прочим, хорошенько прочувствовав во время специальных занятий описанную психическую позицию, уже не столь трудно ввести её в свою повседневною жизнь. О том, как за это взяться, достаточно подробно рассказано во второй главе «Психодинамики колдовства». После упражнений в шалатхе у вас станут легко «запускаться» любые механизмы сознания, связанные с формированием мыслей. Установив для себя ежедневные «речевые посты», вы быстро освоите «думание без слов».

Для тех из вас, кто не читал «Психодинамику колдовства», вкратце опишу эту технику.

Допустим, вы идёте по улице и в поле вашего зрения (и, конечно, в сфере ума) появляется симпатичная девушка. Ощутите все её достоинства и, может быть, какие-то недостатки в совокупности, но не формулируйте свои впечатления в словах — оставьте лишь одно их ощущение, а выраженной мысли развернуться не позвольте. И точно так же поступайте со всеми объектами, которые регистрирует ваше сознание: с деревом, цветком, автомобилем, вороной.

Полагаю, после занятий шаматхой, это «думание» без слов особого труда для вас не составит. И через какое-то время (оно для каждого индивидуально) вы ощутите, как на ваше существо нисходит тишина, и сможете уже из неё, из этой потрясающей нежной тишины, созерцать окружающий мир и взаимодействовать с ним не на один порядок эффективнее, нежели в своём обычном состоянии сознания. Поглощённый тишиной, ваш ум полностью сохраняет свою активность (она только нарастает на фоне общей разгонки психики). Учтите, умственная тишина это углублённая разновидность состояния пустоты, описанного в «Паралогии» и в «Искусстве доминировать». Особую ценность состояние тишины имеет для нас потому, что мы можем пребывать в нём длительное время (в отличие допустим, от пустоты, реализованной путём фиксации внимания сразу же на двух внешних объектах) и одновременно делать всё, что угодно.

Теперь случай, или урок, который впервые продемонстрировал мне высочайшую эффективность состояния умственной тишины. Это было летом восьмидесятого. В ту пору под впечатлением книг Успенского и Беннета о системе Гурджиева я пытался ввести в свою повседневную жизнь важнейшую гурджиевскую заповедь: всегда и всюду «помнить себя». (Между тем, это самое «помнить себя» по сути модификация раздвоенного внимания, одновременная его фокусировка на внешнем мире и на себе самом.)

Итак, в восьмидесятом году я с двумя спутниками сплавлялся на резиновом плоту по норовистой речке, петляющей по Ловозёрским тундрам Кольского полуострова. Эта речка-змейка со светлыми студёными водами «подкидывала» нам перекаты и пороги различной категории сложности чуть ли не за каждым своим извивом мы ежедневно преодолевали их не менее десятка. По идее, наша троица во время этого сплава была бы должна постоянно находиться в состоянии нервного напряжения, близкого к предельному. С моими спутниками так дело и обстояло. Но не со мною, поскольку я интуитивно умудрился приспособить гурджиевский метод «самовоспоминания» для компенсации психического накала. Входя в состоянии сталкинга, я отстранялся и от всех выкрутасов реки, и от собственных мыслей. В итоге моё умиротворенное сознание как бы отделялось от тела; последнее же самостоятельно реагировало на обстановку и действовало, сообразуясь с нею.

Однажды на очередном перекате наш плот вынесло кормою на камень и прочно «посадило» на него. При этом стремительное течение продолжало нас тянуть, и плот опасно накренился. В тот момент я сидел на корме и неожиданно почувствовал сильный звон в ушах. Дальнейшее я субъективно воспринимал так, будто окружающий мир вдруг замедлился: вода перестала бешено нестись, но лишь плавно струилась, мои спутники застыли, а лодка кренилась медленно-медленно. За кормой я отчётливо видел выступающую из воды верхушку камня, на котором мы застряли, очень небольшую, не более пятнадцати сантиметров в диаметре. Умом я никаких решений не принимал и действий своих не контролировал. Более того, я их почти не помню вплоть до того мгновенья, когда снова оказался на уже освобождённом плоту, и мир для меня вернулся к своему обычному ритму. Потом, уже на стоянке, друзья наперебой доложили мне, что я с нечеловеческим проворством и ловкостью сиганул с плота прямо в буруны — на самом-то деле, вероятно, на замеченный мною кусочек камня, который мои спутники не увидели, и не только сам не утонул, но ещё и выручил всех нас, то есть приподнял корму, спихнул плот, а затем успел на него запрыгнуть. Причём всё это, по их словам, заняло у меня никак не более секунды.