Александра Давид-Неэль - Посвящения и посвященные в Тибете

В том, что тибетцы исповедуют такие воззрения, они обнаруживают свою глубокую веру в умение различать, которое дало начало колоритной и весьма характерной пословице: «Тот, кто умеет правильно браться за дело, и в аду будет жить припеваючи». Тем более насколько легче ему будет защитить себя от недостатков собственной натуры!

«Слеп и безумен простой человек [121], – говорят тибетские философы. – Ведомый своими страстями, он пренебрегает моральными законами, предписанными Мудрыми для всего человечества. Он приобретает эфемерные удовольствия ценой продолжающихся страданий».

Однако мораль посвященных – совсем не то же самое, что мораль народных масс. Хотя жесткие правила, применяемые без разбору во всех обстоятельствах, становятся причиной многих бед, по мнению тибетских аскетов, полное отсутствие правил, возможно, вызвало бы еще больше бед. Следовательно, нельзя отвращать слабые умы от соблюдения определенных моральных принципов.

Однако просветленный человек не имеет к этому никакого отношения – его мораль заключается в мудром выборе, который он может сделать между тем, что полезно, и тем, что вредно, в зависимости от конкретных обстоятельств.

В учениях «Мистического Пути» не признается ни Добро, ни Зло как таковые. Степень, в какой поступок полезен, определяет его место в системе нравственных ценностей. «Полезность» у налджор– па почти всегда имеет значение доброты, милосердия, помощи страждущим или уничтожения причины страдания.

Ложь может стать священным долгом, если встает вопрос о спасении жизни человека, попавшего в руки убийц. Ограбление богатого скряги с целью накормить умирающих от голода ни в коем случае не является дурным поступком. А если налджорпа предвидит, что он будет посажен в тюрьму или избит за свой поступок, но, несмотря на знание о грозящей ему опасности, совершает кражу из жалости к страдающим, тогда он – святой.

Интересно обратить внимание на тот факт, что такой взгляд на вещи, который многие на Западе окрестили бы революционным, послужил основой для многочисленных древних буддийских легенд, герои которых творят милостыню, подавая вещи, которые им не принадлежат.

Ламаисты допускают, что даже убийство может быть добрым поступком, если побудительные мотивы убийцы абсолютно лишены личной корысти. Убийца не должен ненавидеть свою будущую жертву и должен уметь преобразовать в благотворную силу ту злонамеренную энергию, которая движет убиваемым. Если же он не способен на это, тогда он должен для совершения убийства объединиться с тем, кто обладает такой способностью.

Это и есть то самое преобразование энергии, которое эзотерически и популярно описывается как «отправление духа» убитого существа в обитель блаженства.

Восхваления, расточаемые в старинных легендах ламам или героям вроде Гэсэра, убийцам демонов– великанов, основываются на подобных теориях [122].

Существует даже такой исторический факт – политическое убийство ламой тибетского царя Ландармы в IX веке, – который ясно показывает ламаистскую точку зрения по этому вопросу. Этот царь, в отличие от предшествующих тибетских монархов, вернулся к древней религии Тибета бон, он защищал ее последователей и пытался искоренить в Тибете буддизм. Ламаистские хроники, единственные дошедшие до нас сведения о той эпохе, изображают этого правителя в весьма непривлекательном виде – как преследователя религии, но вполне возможно, что ламаистское духовенство, которое жаждало светской власти и было амбициозным, могло иметь в качестве основного повода для устранения Ландармы то противодействие, которое он оказывал притязаниям монахов на светскую власть.

Как бы там ни было, убийство этого тибетского Юлиана Отступника даже в наше время восхваляется, а лама, совершивший это убийство, своего рода религиозный террорист, является важным персонажем театрализованной мистерии, которая ежегодно исполняется в монастырях. Для этого убийства лама не прибегал к оккультным средствам, как это часто делают герои легенд. Он переоделся в танцующего шута и устроил представление вблизи царского дворца, чтобы выманить Ландарму на балкон. Как только тот появился, мнимый танцор выстрелил в него из лука, который он прятал в широком рукаве, и ускакал верхом на лошади, которую держал для него наготове его сообщник.

В таких обстоятельствах, как и в любых других, когда убийство может принести облегчение или избавление угнетенным людям, истинно сострадательный человек должен стать убийцей, даже если этот поступок обречет его на худшие муки в одном из чистилищ на миллионы лет. «Сострадание и служение – в первую очередь» – гласит девиз посвященного на этом этапе его духовного пути.