Алекс Гонсалес - Бессмертие. Как его достичь и как избежать

И тут мы с Джейн поняли, что неприятности все же начались. Эта секта имела жесткую иерархическую структуру. Возглавлял ее председатель. Он же был десятником правления, состоявшего из десяти его заместителей. Каждый заместитель, в свою очередь, тоже возглавлял десятку—и так далее, до самого низа. Таким образом, любой посторонний во время построения сразу будет выявлен — ему просто некуда будет приткнуться: члены каждой десятки прекрасно знали друг друга и своего десятника.

Мы, пытаясь двигаться неторопливо и уверенно, медленно пробирались к дверям... В дверях стояла охрана. Шесть горилл в серой униформе. Но я все же надеялся, что удастся обойтись без потасовки!

Сначала я попытался сыграть под простачка, подкрепляя свои слова необходимыми гипнотическими манипуляциями.

— Позвольте пройти. Моей жене неожиданно стало плохо, мне нужно вывести ее на воздух!

Джейн старательно демонстрировала свою готовность то ли грохнуться в обморок, то ли показать всем, что она ела сегодня на обед. Но гориллы оказались недоверчивы, да и гипнозу поддаваться не желали. Они подозрительно сверлили нас взглядами и продолжали загораживать дверь, а тот, кто, видимо, был у них старшим, изрек тоном, не терпящим возражений:

— Займите места в своих десятках. Во время построения никто не должен выходить из зала!

Двоих мне удалось почти сразу обездвижить точными уколами Эскалибура. Старший оказался проворнее остальных и ушел в сторону от лучевого удара. Джейн, менее закаленная в битвах, чуть замешкалась, но все же ухитрилась выбить ударом пятки коленную чашечку охраннику, попытавшемуся было ее облапить, а другому выпустила прямо в лицо содержимое баллончика. О нет! Джейн, милая, ты перепутала баллончики, и сейчас вокруг тебя расползается облако мгновенно усыпляющего газа.

Так. Главное — не дышать. Путь к заветной двери почти свободен. Двое охранников валяются обездвиженные, третий выбыл из игры и пытается упрыгать подальше от нас на одной ноге, еще двое с блаженными улыбками сползают вдоль стены прямо в объятия Морфея. Джейн пока держится, но, похоже, и она глотнула газа. Старший! Его нет. Он поднял общую тревогу, и к нам уже спешат еще десятка два отборных головорезов. Что ж, получайте, гады!

Мы успели захлопнуть за собой дверь как раз в тот момент, когда взорвалась заброшенная мною в зал светозвуковая граната. Снаружи я накинул прочную сеть-ловушку — еще несколько секунд замешательства для наших преследователей. Но куда нам бежать теперь? Насколько я помню, эскалатор, спустивший нас вниз, был единственным, и если он не выключен, то наверх нам по нему подняться будет непросто. Да еще и охрана в ангаре...

Все эти мысли пронеслись за несколько секунд, пока мы выхватывали из шкафчиков свои вещи. Снимать сектантские робы времени не было, и мы, прижав к груди скомканную одежду, уже почти домчались до выхода из раздевалки, когда услышали громкий насмешливый голос:

— Сдается мне, вы не очень-то представляете, куда бежать!

Это был профессор Ч., одетый в темный элегантный костюм, отлично сидевший на его коренастой, мощной фигуре тяжелоатлета. Он опирался на толстую трость, покрытую черным лаком, со щегольской серебряной рукояткой в виде правильного многогранника. Стоял профессор в узком проходе между стеной и шкафчиками для переодевания. И когда мы притормозили, обернувшись на его голос, продолжил:

— Прошу не мешкая следовать за мной!

Через полчаса, в которые уложился утомительный подъем на платформе с ручной лебедкой по вертикальной вентиляционной шахте и горячее дружеское прощание с нежданным спасителем, мы уже мчались в машине Джимми по ночному Нью-Йорку в сторону нашей штаб-квартиры.

После подземного приключения в секте трансгуманистов вопросов и загадок только добавилось. Но один очень важный ключ у нас появился. Этим ключом был профессор Ч.

Перед тем как расстаться, мы взяли с него обещание встретиться с нами еще раз в более спокойной обстановке. А чтобы получше подготовиться к встрече, мы внимательно изучили все доступные материалы, найденные в Интернете. Прочитав его биографию, мы так и не поняли, о какой трагедии говорил Председатель. Все в жизни Ч. складывалось гладко, даже слишком гладко — детство, учеба, научная карьера и... никакой личной жизни! Ни о его родителях, ни о каких-либо иных родственниках не было ни слова.

Мы также прочли несколько его работ, которые, к счастью, оказались написаны достаточно популярным языком.