Энтони Мелло - Зачем поет Птица?

— Может, они Бога и любят, — цинично ответил гид, — но друг друга терпеть не могут.

Когда маленькую девочку спросили, кто такие язычники, она ответила: «Язычники — это люди, которые не воюют за свою религию».

Католическая футбольная команда ехала на важную игру. В вагон вошел журналист и обратился к тренеру.

— Мне известно, что вы взяли с собой священника, чтобы он молился за удачу своей команды. Не могли бы вы познакомить меня с ним?

— С удовольствием, — ответил тренер, — Какого священника вы хотите увидеть — нападающего или защитника?

В одной из газет появилась заметка об использовании пыток в современных концлагерях.

Жертву привязывают к металлическому стулу. Затем подвергают электрошоку до тех пор, пока человек не признается в совершении преступления.

Палач хлопает его по ушам до тех пор, пока не лопаются барабанные перепонки.

Дантист сверлит ему зуб до тех пор, пока не натыкается на нерв. Заключенный не выдерживает боли и соглашается сотрудничать.

По своей природе люди не жестоки. Они становятся такими, когда несчастны или когда борются за свою идеологию.

Одна идеология против другой. Одна религия против другой. А в жертву приносятся люди.

Палачи Иисуса вполне могли быть хорошими мужьями, и любящими отцами. Но они были готовы на любую жестокость для сохранения своей веры и идеологии.

Если бы верующие люди всегда следовали велению своих сердец, а не религиозным канонам, то в истории человечества не было бы костров инквизиции, не было бы вдов, добровольно лишающих себя жизни после смерти своих мужей, не было бы невинных жертв войн, развязанных во имя Бога.

У сострадания нет идеологии.

Суфий Баязид так говорил о себе самом:

«В молодости я был революционером. В молитве я просил у Бога лишь одного: "Господи, дай мне силы изменить этот мир"».

Прожив полвека, я осознал, что за все это время мне не удалось изменить ни единой души. Поэтому я поменял свою молитву: «Господи, дай мне возможность изменить хотя бы близких мне людей — мою семью и друзей, и этого мне будет достаточно».

Сейчас, когда мои дни уже сочтены, я молюсь так: «Господи, дай мне силы изменить самого себя». Если бы я молился так с самого начала, я бы не растранжирил попусту свою жизнь.

Он был особенным человеком. Он размышлял и действовал не так, как все остальные. Он всем интересовался. Кем он был: Бунтарем? Пророком? Психопатом? Героем? «А кто может сказать, в чем разница между ними? — говорили мы. — Да и кому какое дело?»

И мы сделали его частичкой общества. Мы научили его прислушиваться к общественному мнению и к чувствам окружающих. Мы заставили его подчиняться. С ним стало легко общаться, им стало легко управлять. Он стал восприимчивым и покорным.

Мы поздравили его с победой. Он сам себя стал поздравлять. Он так и не понял, что мы сделали из него раба.

Большой Джо вошел в пивную и рявкнул:

— Кто здесь Мэрфи?

— Я Мэрфи, — ответил невысокого роста человек.

Большой Джо чуть не убил его. Он сломал ему пять ребер и нос, набил два огромных синяка и свалил на пол.

Затем он ушел.

Мы были просто поражены, когда увидели, что коротышка поднялся с земли, ухмыляясь.

— Здорово же я разыграл этого типа, — негромко сказал он, — Я вовсе не Мэрфи. Ха-ха!

Общество, приручившее своих бунтарей, добивается спокойствия. Но теряет будущее.

Притча для религиозных наставников.

Однажды овца нашла дыру в заборе и протиснулась через нее. Она забрела очень далеко и не смогла найти дорогу назад.

Вскоре она увидела, что за ней гонится волк. Овца стала убегать, и, хотя бежала она очень быстро, волк догнал бы ее, если бы не пастух. Пастух спас овцу и с радостью отвел ее обратно в отару.

Несмотря на настойчивые советы, пастух отказался заделать дыру в заборе.