Волхв Саньян - Веда. Постижение Руси. Начало XXI века

Долго думал, как озаглавить каждый раздел, и решил воспользоваться скандинавскими рунами, вместо привыч­ных цифр. В этом я увидел больше смысла.

Нравится мне 24-х рунный футарк, 24 — это два и че­тыре. Самые близкие к земным проблемам числа. Оппози­ция и квадрат. Противостояние и крест, а в сумме 2+4=6

— совершенная гармония здесь, на Земле; устойчивая фор­ма жизни с огромным потенциалом работоспособности. 24

— описывает и взаимодействие 3 — божественного * 8 — с магическим.

Связка, земля-небо, 8=4*2 во осуществление боже­ственной полноты * 3. 6*4 — гармоническое сочетание сил в четырехчастном пространстве. Ну, а о смысловом содержа­нии самих рун можно говорить бесконечно, ибо рождение их

— тайна, а записаны народами близкими по генотипу духа. Хоть и не имеют они прямого отношения к русской тради­ции, да уж черта такая у русских — легко ассимилировать в себе достояние любой культуры.

посвящаю всем, кто помнит ...

Получив воплощение на Земле, в физическом теле, бу­дучи еще ребенком, но с уже развитым самосознанием, я нес в себе яркое впечатление о том мире, который пересек накануне (до рождения). Это яркое впечатление еще долго служило проводником в те исполненные тайн загадочные просторы. Несколько лет было существование на границе двух миров. Но с каждым годом ощущение физического мира наваливалось все сильнее и сильнее — с чувством без­ысходной неотвратимости. Ощущение физического мира серой плитой подавляло все тончайшие ощущения — дуно­вения с «той стороны» из многоцветного, полного неземных красок и тайн мира.

Физический мир буквально оглушал все подлинные чувства моего внутреннего существа. Свет и блеск потусто­роннего все меньше и меньше просачивался сквозь серобе- тонную стену физического тела. Подлинный свет лишь от­блесками природных явлений мог изредка о себе напомнить. Но и эти отблески начинали преломляться через призму фи­зической материи тела. Такое тело уже не могло напрямую воспринимать свет тонкого мира. И восприятие, проходя через аберрации физического тела, преломлялось в пугаю­щие и безысходные формы. Ночное небо пугало своей без­донностью, мерцающие звезды напевали мелодию забро­шенности и оторванности от чего-то очень значимого. Уже невозможно было дать себе отчет в том, «от чего?». Что-то томило, утомляло, пугало. Ощущение солнечного мира, ис­полненного таинственных возможностей через полутона и тона сливалось во фрагменты все более и более оторванные друг от друга. Терялась связь. Терялся смысл. Свет уходил и безумие существования материального мира представало во весь рост перед неокрепшей психикой ребенка. Светлый огонь, предшествующей жизни в тонком мире, потихоньку сворачивался в самые дальние закоулки детского сердца.

(Именно потому с руной Феу так и не могут опреде­литься в футарке, толь она первая руна, толь завершающая) Шепот самой материи о смерти, царящей в этом мире, сдавливал по ночам душу — и так оглушенную полной ото­рванностью от своего источника.

Тихие слезы о том, что будет когда-то смерть близких и родных, что будет когда-то и моя Смерть, за Чьей спиной не видно ничего. Ни на один мой вопрос взрослые не могли ответить удовлетворительно. И это пугало.

Так медленно, но верно опускалась искра моей души на дно вселенского существования в физический Космос, на та­кую полную противоречий и неразрешимых проблем планету.

(это были 70-е годы, полный расцвет социализма, рос я в закрытом городе, его называли «Почтовый»)

Соцветие души в гирлянде жизней

Как долго был томим я в ожиданье чуда

Даяние души — игра космического мага

Факир моей судьбы — моя душа и я иуда

В ранимом детстве в тайном сне

Я посвящен был в боль надежды

Наутро день вновь скрежетал

И пожирал святое чувство, даруя грязные одежды

Так морок страха жизнь сжирал даруя грязное искусство

Но в сердце билось болью слёз святое трепетное чувство:

То обещанье, что моя душа совсем не одинока

А есть подруга у неё и с ней возможно длится мука

Но сны ушли и сердце огрубело

Последний огонёк души в безлюдном уголке...

И криком порвалось пространство чёрное — брешь в потолке

Последний знак, а дальше пусто, спасительный обет я дал душе

Сегодня слышать музыку хочу твою

Я научиться петь хочу ту песню что нигде