Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине

Сие же самое может пособствовать нам в познании естества чувственных вещей; ибо сия равность действия, и можно сказать, сие рабство явствено возвещает, что Начало, находящееся в вещах, не есть властелин сего действия, но что все в нем принуждено и насильно происходит; и сие сходствует с тем, что в разных местах сего сочинения замечено было о низости Вещества. Следственно, все сие представляет явную зависимость и все знаки такой жизни, которую не можем не признать страдательною; то есть, которая не от себя самой имеет свое действие, а должна ожидать и получать оное от Закона высшего, который ей располагает и начальствует.

Во-вторых, ожем мы приметить, что сей Закон, учреждающий течение Музыки, оказывается двумя образами, или двумя родами мер, известных под именем меры двувременной и меры трехвременной. Но считаем здесь четверовременной меры и прочих разделений, какие б можно было сделать, которые суть ничто иное, как помноженные две первые меры. Еще менее можем принять меру одновременную, по причине, что чувственные вещи суть произведения и содействия не одного действия, но они рождены и стоят посредством многих совокупленных действий.

Число и качество сих действий очевидно усматриваем в двух различных мерах, в Музыке находящихся, равно как и в числе времен, заключающихся в сих двух родах мер. Да и действительно, весьма многому научимся, ежели приметим не сочетание двух и трех времен в отношении ко всему тому, что существует телесно; здесь опять увидим ясно, что содержание двойное и содержание тройное правят всеобщим течением вещей.

Но о сем довольно подробно говорено; я должен только советовать людям, чтоб они надлежащим образом ценили то, что их окружает; но не сообщат им познаний, которые должны быть наградою усердных желаний и старания. И так скоро кончу то, что имею сказать о двух чувственных мерах Музыки.

Чтоб узнавать, которая из сих двух мер употреблена в каком-нибудь сочинении музыки, надобно непременно ждать, как первая мера исполнится, или, что все равно, как вторая мера начнется: тогда ухо чувствует, на какой мере ей остановиться должно. Ибо доколе мера таким образом не исполнена, нельзя никак знать, какое ее число; ибо всегда к предшествующим можно прибавлять новые времена.

Не показывается ли чрез сие в самой Натуре сия столь часто повторяемая истина, что свойства чувственных вещей не суть постоянные, но только относительные, и друг другом держатся. Иначе, когда б одно из их действий явилось, то явило бы с собою и свой истинный отличательный знак, и не нужно было бы ему ожидать другого действия для сравнения.

Вот, сколько низка искусственная Музыка и все чувственные вещи! Они содержат в себе токмо страдательные действия, и мера их хотя сама по себе и определенная, о познана быть может не иначе, как относительно к прочим мерам, с которыми ее сравниваешь.

В вещах высшего чину, и которые совсем вне чувственного, мера сия являет себя в благороднейшем виде: там всякое Существо, имея свое действие, имеет также в Законах своих и меру, соразмерную сему действию: но как притом каждое из сих действий всегда возобновлятся и всегда разнствует от действия предыдущего и от последующего то ощутительно, что и мера, сопутствующая им, не может быть одинакая, и, следственно, не в сем отделении вещей надобно искать сей единообразности меры, которая господствует в Музыке и в чувственных вещах.

В тленной Натуре все находится в зависимости, и показывает слепое исполнение, которое есть ничто иное, как принужденное собрание многих действователей, покоренных единому Закону, которые все содействуя всегда к одинакой цели и одинаким образом, единообразное и содействие производят, ежели только нет препятствий и расстройки в исполнении действия их.

Напротив того, в Натуре нетеленной все живо, все просто, и потому всякое действие в себе имеет сои Законы, то есть: вышнее действие само учреждает меру, напротив того в нижнем действии меа есть учредитель его, или действия Вещества и всей Натуры страдательной.

Сего довольно, чтоб восчувствовать бесконечную равность между музыкою искусственною и живым выражением сего Языка истинного, которого мы объявляем людям как самое мощное средство, назначенное для восстановления их прав.

И так да научатся здесь различать сей Язык единственный и неизменяемый от всех произведений подделанных, которые ставят они непрестанно на место его; первый, имея в себе свои Законы, имеет их всегда точными и сообразными Началу, которое их употребляет; а последние выдуманы человеком, который сам тьмою окружен и не знает, сходны ли дела его с вышним Началом, от которого он отлучен, и которого не знает более.