Тюдор Парфитт - Потерянный Ковчег Завета

Меня пытались напугать зловещими россказнями о том, что стряслось с исследователями, которые зашли по запретному пути слишком далеко. Одному, посмевшему подняться на священную для племени гору Думгхе, насильно сделали обрезание. Другой подошел слишком близко к священной пещере у подножия горы Думгхе, и его искололи ассегаями и сильно избили. Он едва унес ноги.

Мои надежды разгадать происхождение лемба чахли, как и посевы зерна вокруг селения. Дождя не было несколько месяцев. В колодцах осталась только жидкая грязь на самом дне. Женщины каждое утро приносили на головах ржавые жестянки с водой. Когда вода кончится, пить станет нечего. Только пиво из лавки — для тех, кто побогаче, но таких немного.

Сегодня рано утром, еще до восхода, вождь созвал все племя, чтобы провести ритуал заклинания дождя. Его посыльный явился, когда люди едва проснулись. Раздували в очаге огонь, грели воду для чая и умывания — мне в хижину каждое утро приносила воду дочь моего гостеприимного хозяина Севиаса. Посыльный сообщил Севиасу, что вечером потребуется его присутствие. Предстояла последняя, отчаянная попытка.

Засуха стояла очень долго. Ручьи, которые несли селению жизнь — а иногда и рыбу, — совершенно пересохли и напоминали теперь залитые жидкой грязью козьи тропы. Скоро жить в селении будет просто невозможно. Племени придется переселяться. Но куда? Засуха царит повсюду.

Ближе к вечеру местная знать и старики собрались в большой хижине вождя, расположенной в середине его крааля — обширного огороженного двора с множеством хозяйственных построек.

Гостям предложили выпить местного пива — чибуку, густого, как овсянка. Им предстояло танцевать ночь напролет и заклинать предков послать дождь. Такова Черная Африка.

Севиас пригласил меня с собой. Шагая по иссушенной земле, я слушал рассказ о бывших у него когда-то несметных стадах, о деревьях, ломящихся от плодов, о кукурузе — огромной, как кабачки.

Мы пришли в числе первых. Я уселся рядом с Севиасом на стоявшую вдоль стены глиняную скамью и стал с большим интересом наблюдать за подготовкой к обряду заклинания предков. Никогда я не надеялся, что лемба позволят мне увидеть нечто столь близкое к самой сути их культа.

У меня были камера, магнитофон, записная книжка. Я почти не сомневался, что сегодня вечером получу наконец достаточно материала хотя бы для одной научной статьи — и к тому же материала весьма интересного.

Вождь сидел отдельно. Он был нездоров и казался сильно озабоченным. Опершись подбородком на посох, старик уставился в земляной пол. Неожиданно, покачнувшись, он рыком велел женам принести пива.

— Сидите просто так, без всякого толку!

— Уже несу! — бросила старшая жена, поднимая мощными ручищами кувшин с пивом.

— Спохватилась! — прорычал вождь.

Кувшин с чибуку пошел по кругу, справа налево, но без всякой спешки, как графин с мадерой за преподавательским столом в Оксфорде.

Тишину нарушил сам вождь, выкрикнув имена своих четырех жен. Они сильно отличались друг от друга возрастом, статью и красотой. Жены по очереди откликнулись на зов, встали в ряд на колени и захлопали в ладоши. Затем отвернулись от вождя, поднялись на ноги и зажгли свечи. Другие женщины тем временем начали подвывать и свистеть. В хижину просунулся длинный рог антилопы, и пронзительные вопли женщин заглушил громкий победный звук. Человек, дувший в рог, оказался высокого роста и хорошо сложен; на бедрах — повязка из лоскутов черного меха, голова обмотана куском леопардовой шкуры. Это был колдун. Звали его Садики — одно из родовых имен лемба, несомненно, семитского происхождения; в Центральной Африке такое имя представляет собой интереснейшую загадку. Колдун стал руководить происходящим. На ногах у него болтались привязанные плетеными кожаными ремнями трещотки-магагада из сушеных тыкв. Садики расставил ноги на земляном полу хижины и выдул долгий и нудный звук.

Четыре пожилые женщины, сидевшие рядышком на глиняной скамье под стеной, застучали в деревянные барабаны. Остальные столпились позади колдуна и принялись под бой барабанов и стук магагада совершать слабые подрагивающие движения. Они полностью сосредоточились на этом действе.

Садики стоял в центре бури звуков и управлял ею, с королевским высокомерием посматривая по сторонам. Он задвигал ногой, затем рукой, потом включилось все тело, и, встав перед барабанщицами, он начал танцевать, как танцевал Давид перед Ковчегом Завета, иногда останавливаясь, чтобы подуть в рог, похожий на шофары — бараньи рога, в которые трубили в иерусалимском Храме.