Елена Панова: Крылья Кхарту

А я, что же молчала я? Об этом знали только трое: тайный советник, нянька и я. Мое малодушие ли заставляло молча наблюдать за всем происходящим, или это объяснялось присутствием чар египетской царицы Хетаки, где теперь искать виноватых? И есть ли в этом смысл? Если я нахожусь в таких условиях, значит, и во мне есть причина. Вопрос один: много ли этой причины?

Шорох, мягкое прикосновение лап к каменному полу, не имея возможности поднять голову и посмотреть, почувствовала осторожное прикосновение внимания кошки, моего маленького пушистого советника. Это необычное существо, имеющее кошачье тело, с тех пор, как себя помню, всегда находилось подле меня. Ее серебристые глаза отвечали мне на все вопросы о метаморфозах погоды и о движении подземных вод. Даже в дальних поездках она сопровождала меня. Лохматое создание осторожно приблизилось к подиуму и, встав на задние лапки, заглянуло мне в глаза.

«Коварный человек, коварный. Он всех жадно захватывает. Умная ты, но не кошка. Жаль», — прошелестело в моем уме. Это прошли в сознание ее мысли.

«Помоги мне, что произошло? Я ничего не помню». Настроившись на её волну, я пыталась через сознание маленького зверька увидеть что-нибудь из события, произошедшего со мной.

«Тебе уже помогают, ты только постарайся настроиться на приём сообщений. А я тут поблизости буду».

«Теперь не теряй рассудка и будь холодна, как пламень в ночи, и сохрани терпение и доверие к себе и вспоминай, вспоминай, вспоминай... время вспомнить до рассвета», — прозвучал в глубине ума ментальный голос верховного жреца, по роду отца моего, несравненного Аксипотамуса.

Теперь я вспомнила все! Пространство раздвинулось, цветовые потоки по спирали вошли в мое сердце, неся импульсы воспоминаний, неся помощь моего отца, который в это время находился в центральном святилище храма во главе старейшин. Чтобы помочь мне за короткое время вспомнить все, он открыл свое сердце для моей нестерпимой боли, которая сочилась и заполняла все мое существо, для всей боли: и тела, и разума. Он впитывал ее в себя, чтобы я могла освободиться от скрежета гнева, наполнявшего сознание, чтобы могла вспомнить и довести то, что исправить уже было невозможно, до логического завершения с наименьшими потерями для пространственно-временного колодца. Это было необходимо сделать в интересах не только настоящего, а также и будущего, и даже более того.

Память открывалась еще несколько мгновений, и эти просветы в сознании развернулись, и картины прошлого проступили еще четче. Перед моим внутренним взором возникли голубоватые своды Центрального святилища храма. Единственный раз мне было позволено взглянуть в глаза своей судьбы и мельком — даже не увидеть, а прочувствовать эту нить, называемую жизнью: прошлое, настоящее, будущее. Это произошло во время посвящения на царствование. Оно происходило там же, в центральном святилище храма, у колодца Забвения и Памяти. Колодец Абсур-хи, напоминающий овальный бассейн, был окантован камнем, похожим на гранит, и выстлан по внутренней поверхности единой пластиной в три слоя: золото, серебро, литий. А внутри этого сооружения хранилась светящаяся субстанция, как огромная капля, возвышавшаяся над краями хранилища. Эта жидкая пространственновременная структура сознания, которая была воссоздана по архивным записям наших пращуров, пришедших на Гею с далекого Кседота. Впоследствии тут, на Гее, названной аборигенами Марсом, уже в первом тысячелетии правления нашего народа.

Колодец Времени. Там записано все: прошлое, будущее, все. К служителям храма, хранителям времени, предъявлялись воистину нечеловеческие требования. Подумать только, какими необходимо обладать качествами личности, чтобы была возможность выдержать и не вмешаться в ход событий, имея на это силу, но не имея права и отвечая не только за свои слова, но и за каждый шорох мысли, за каждый свой вздох. Таким был тот, который приходился мне отцом по линии человеческой, — Аксипотамус. Я увидела его склонившегося над сферой Колодца Времени. Светлые волосы Хранителя спускались до плеч, схваченные золотистым обручем, закрывающим часть лба. Состав сплава этого обруча усиливал каждое сказанное слово до необходимого диапазона, и это же происходило с любой мелькнувшей мыслью. Статное тело, которому не было возраста, и глаза своей глубиной могли соперничать с Колодцем Времени. Я утонула в воспоминаниях и окунулась в детство.

В те времена мне, будущей царице, позволяли присутствовать на церемониях, проводимых в храме. Меня учили царствовать. Это тогда я в первый и последний раз дотронулась до священного камня, который отец носил оправленным в белый металл на правой руке. Камень был похож на небольшое птичье яйцо голубого цвета. И магическая глубина камня, свет отцовских глаз и бездна колодца сливалось в единое созвучье временного портала. Там был вход и выход этого мира. Тот безумный холод промежутка времени я помнила всю жизнь. Холод от камня, леденящее звучание которого прошло через мою руку и мое сердце. Я тогда не отдернула руку, а так и стояла, глядя в глаза главному храмовнику. В моём сознании с огромной скоростью пронеслась цепь моих воплощений, и не только на этой планете. И это был миг и бесконечность одновременно, темнота и свет, леденящий жар. Мне не было страшно, мне не было больно, мне было никак. Меня просто не было. А был полет сознания, в полете и движении, остановка в невесомости.