Посох путника

“Если сидишь — сиди. Если идёшь — иди. Главное — не мельтешись попусту” — сказал один из учителей дзен и заключил в этом все.

Дзен не допускает никаких задних мыслей, фальши и иллюзий. Кто поступает согласно дзен, поступает естественно, без внутренних противоречий. Когда Банкей-сан умер, один слепой сказал: “Я не могу видеть лица человека, но могу определить его характер по голосу. Обычно, если кто-то приносит поздравления, я слышу скрытую зависть. Если кто-то соболезнует, я часто слышу удовлетворение в его голосе. Но во время всех моих бесед с Ввнкеем его голос всегда был честным. Если он выражал радость, я слышал радость. Если говорил о печали, его голос звучал печально”.

Когда-то в Токио жили два учителя дзен. Учитель Унсе поступал всегда в согласии с тем, чему учил, был строг к себе, не имел никаких страстей и слабостей. Танзан был его полной противоположностью. Он ел, когда был голоден, если был сонным, то спал даже днём, и не сторонился сакэ, если у него была охота выпить. Однажды Унсе пришёл к Танзану, который как раз потягивал из бутылки.

— Как дела, брат?— весело крикнул Танзан,— Выпьешь во мной?

— Я никогда не пью,— ответил Унсе.

— Человек, который не пьёт, нечеловечен,— высказал мысль Танзан.

—Ты смеешь называть меня не. человечным лишь потому, что я не предаюсь порокам?!—рассердился Унсе.—Если я не человечен, то кто же я?

— Будда,— отвечал Танзан, покатываясь со смеху.

Он был великим человеком и поступал согласно со своей природой. Он достиг такого совершенства, что предсказал даже свою смерть. В последний день он написал 60 открыток друзьям: “Я ухожу из этого мира. Это моё последнее сообщение. Танзан. 27 августа 1892 года.” Он велел слуге отнести открытки на почту, после чего спокойно умер.

Человек, поступающий в согласии с дзен (равносильно со своей природой), не боится смерти. Монахиня Эшун, чувствуя, что её конец близок, велела соорудить во дворе костёр, поднялась на него и подожгла. Когда огонь запылал, какой-то монах крикнул:

“Преподобная! Там, должно быть, ужасно жарко!” Эшун высунулась из костра и презрительно бросила: “Подобные вещи могут занимать лишь таких дураков, как ты!” После чего умерла в пламени.

Однажды, когда учитель дзен КОДЖУН читал сутру, вошёл бандит с ножом и потребовал денег.

“Не мешай!—прикрикнул на него Коджун.—Деньги в том ящике.” И продолжал читать. Через минуту он приостановился и крикнул бандиту: “И не бери всего, завтра я должен платить налоги”.

Бандит взял большую часть денег, но немного оставил. Когда он уходил, Коджун остановил его: “Если тебе сделали подарок, за него следует благодарить!”

Совершенно растерянный бандит пробормотал благодарность и убежал. Через пару дней его схватили и он признался в ограблении Коджуна. Тот, вызванный как свидетель, заявил:

“Этот человек не вор. Во всяком случае я ничего об этом не знаю. Я дал ему денег и он меня за это поблагодарил”.

Бандита все же посадили в тюрьму, но выйдя из неё, он стал учеником Коджуна.

Не существует монолитного типа дзенского мудреца уже потому, что дзен не создаёт искусственного идеала человека, но стремится выявить то, что дано ему самой природой. Именно поэтому многие известные учителя дзен И их методы бывают полярно различны.

Как-то к монаху Джошу, о котором рассказывают, что изучать дзен он начал в 60 лет, сатори получил в 80, и затем учил до 120 лет, пришёл ученик с вопросом:

— Если я добьюсь пустоты в своём уме, что делать потом?

— Выбрось её,— посоветовал Джошу.

— Как я могу выбросить то, чего нет?— настаивал ученик.

— Если не можешь, неси е собой,— нетерпеливо ответил учитель.

Разные характеры, разные методы обучения присущи разным учителям. Но общая их черта — отрыв от несущественного, от различий.

В один из дней префект Киото пришёл к известному учителю Кейху. Через слугу он передал карточку, на которой значилось: “Китагаки, префект Киото”. Кэйху взглянул на карточку и сказал: “У меня нет дел к префекту. Пусть убирается”.

Слуга вернул визитку и повторил слова Кэйху.

“Я ошибся,—сказал Китагаки и вычеркнул слова “префект Киото”.— Отнеси это учителю ещё раз”.

На этот раз Кэйху воскликнул: “Китагаки? Я очень рад! Я давно хочу видеть этого парня!”

Известного поэта и каллиграфа Рекана (1758—1831) считали иногда безобидным сумасшедшим, не понимая, что он вёл себя естественно и был наивен, как ребёнок. Жил он в полуразвалившейся хижине в лесу, иногда занимался медитацией, иногда бродил без цели и писал стихи, где естественно выражал наиболее человеческие переживания: радость, печаль, одиночество, жалость. Как-то в его отсутствие вор забрался в его хижину, но ничего не нашёл и уходил с пустыми руками. Как раз подошёл Рекан и сказал: “Бедняга, ты, верно, пришёл издалека. Это подарок от меня.” Вор был так циничен, что принял убогую одежду и ушёл. Рекан, сидя обнажённым, смотрел на луну и думал: “Бедный человек! Жаль, что я не могу предложить ему эту луну!”