Те, кто обладали действительным знанием, не желали делиться им с бессовестными охотниками за богатством. В свое время почтенный даосский Адепт отказался от какой бы то ни было причастности к общедоступному даосизму, и доктрина как эзотерическая философская система тотчас же начала приходить в упадок. К 8-му веку н. э. философский даосизм практически исчез, а секта скатилась на свои нынешние религиозные позиции. Он превратился в вероисповедание, позаимствовавшее многие ритуалы, церемонии и формальные структуры у буддизма. Остались только легенды, содержащие намеки на более древние концепции учения.
Китайский алхимик, раздувающий свою печь
Буддизм оказал неуловимое, но глубокое влияние на китайскую алхимию. Следует напомнить, что китайский буддизм — это не просто этическая доктрина, преподанная Гаутамой. Когда она достигла Китая, она уже была включена в детально разработанный пантеон божеств и святых. Буддийские архаты обладали большей частью магических способностей, которые даосские алхимики стремились развить. Доктрина повторного рождения в том виде, в каком она преподносилась в буддизме, составляла полную противоположность китайской вере в возможность физического бессмертия. Как прямое следствие этого противоречия возник мощный стимул к открытию каких-нибудь средств продления жизни человека в этом мире. Хоть и казалось, что даосские бессмертные просто облачились в буддийские наряды, это было не совсем так. Даосизм глубоко погрузился в материализм, и, несмотря на то что люди с удовольствием рисовали в воображении небесные края, в которые им предстояло отбыть, они предпочитали откладывать это путешествие на как можно более поздний срок.
Конечно, было несколько высших даосских посвященных — истинных архатов секты, уже давно погрузившихся в молчание и уединение, которые пришли в полное согласие с архатами и лоханами буддизма. Обе группы признавали йогический смысл трансмутации. Они знали, что человек представляет собой лабораторию, в которой должен быть выполнен эксперимент по трансмутации, или перерождению.
Мудрые могли примирить доктрину Дао, принадлежавшую Лао-цзы, и путь к нирване, открытый Буддой, поскольку обе концепции представляли однозначное достижение слияния с вечной ценностью. В обеих школах практиковались во многом схожие медитативные дисциплины, и настоящие архаты выбирали места уединения и строили приюты в окрестностях, долгое время ассоциировавшихся с даосскими мудрецами.
Просветленные буддисты и даосы полностью сознавали, что общедоступные формы их учений отступали от исходных идей. Искатели истины, утратившие иллюзии из-за борьбы культов, во многих случаях обращались к прямому мистицизму, видя в нем единственное решение. Личное переживание Бога или реальности культивировалось под различными названиями. В разное время мудрецы и архаты пытались восстановить древнюю мудрость, реформируя или переориентируя массовую религию. Они посылали учеников предостеречь людей от ошибок в их поведении и вновь придать ритуалам и формулам давно утраченной или игнорируемый смысл. Как и в Европе, это привело к постепенному разделению структуры религии на тайную, мистическую часть и богооткровенную теологическую форму. Первая стремилась вдохнуть душу во вторую и стала таким образом ее руководящим принципом, вновь открывшим дверь между истиной и ошибкой.
Это всегда приводило к возникновению эзотерических обществ, или тайных групп, обладавших неотразимой привлекательностью для наиболее вдумчивых людей. Таким образом, с течением времени широко распространилась вера в существование тайной мировой религии, и те, кто испытывали неудовлетворенность внешней стороной культа, стремились проникнуть в неземное царство мистического созерцания.
Говорили, что в старые времена архаты и мудрецы смешивались с людьми и учили их открыто, но постепенно эта практика сошла на нет, потому что люди стали честолюбивыми, жесткими и не гнушались ничем, делая карьеру в материальном мире. Мудрые же вернулись в свои сферы, исчезнув из традиционно связанных с ними мест, которые вскоре заняли профессора лжеучения.
Основы алхимии в Китае были заложены в рамках общей концепции бытия в том виде, в каком она раскрывалась в древних книгах и легендах. В первичной жизни присутствует потенциальная двойственность, являющаяся источником пермутаций, или изменений, которые постоянно разворачиваются, перемещаются, разделяются, соединяются и, благодаря этим явлениям, поддерживают многообразие творения. Философия, связанная с этой концепцией, раскрывается в «И цзине», или «Каноне перемен». Китайцы относятся к этому труду и знаменитым комментариям к нему, сделанным Конфуцием, с глубочайшим почтением. Доктор Пол Кейрус пишет об этой книге: «И цзин, — один из самых древних, самых любопытных и самых таинственных документов в мире. Он более непостижимый, чем пирамиды в Египте, более древний, чем Веды в Индии, более странный, чем клинопись в Вавилоне». [290] См.: «Chinese Thought».
Читать дальше