Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи…
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, —
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
Ну что ж? Одной заботой боле —
Одной слезой река шумней,
А ты все та же — лес да поле,
Да плат узорный до бровей…
Вот в этих не полностью приведенных стихотворениях мы видим отблеск вечности той России, в которой заключено все: ее Дух и материя, ее история и эволюция. Именно Блок, как поэт, более чем кто-либо из его современников, обладал великой способностью отразить точно и влито в земных стихах свое высокое духовное «небо».
Говоря о пророческом характере русской литературы, предшествующей драматическим событиям XX века, нельзя не упомянуть гениальную «Легенду о Великом Инквизиторе» Достоевского, вплетенную им в ткань повествования романа «Братья Карамазовы». Ее рассказывает Иван Карамазов Алеше. В основе легенды лежит вымышленный монолог Великого Инквизитора перед Христом, вновь пришедшим на землю. История мировой литературы не знает ничего подобного. В «Легенде» заключен главный и важнейший смысл исторического пути человечества. Смысл этот — свобода, закономерности ее развития и действия в человеческом обществе. Свобода Духа, о которой говорил Христос, противопоставлена тем «хлебам», которыми Великий Инквизитор хочет накормить свою паству. Достоевский почувствовал и ощутил своим духовным «небом» самую болезненную и самую трагическую точку человеческой истории — материальную цену свободы и те последствия, которые возникают, когда эта цена заплачена. В «Легенде о Великом Инквизиторе» сказано все о том, через что мы прошли и идем в российском пространстве XX века. В ней показан исторический и в значительной степени психологический механизм самой бездуховной государственной системы, получившей в XX веке название — тоталитаризм. Я процитирую лишь два фрагмента из «Легенды», чтобы показать, каким глубоким было проникновение Достоевского в человеческую природу, которая стала полем столкновения таких принципиальных явлений космического значения, как Дух и материя, Свет и тьма, свобода и принуждение, Учение и церковь.
«Знаешь ли ты, — говорит Великий Инквизитор, обращаясь к Христу, — что пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. „Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!“ — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против тебя и которым разрушится храм твой. На месте храма твоего воздвигнется здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своею башней! Они отыщут нас тогда опять под землей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: „Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали“. И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя твое, и солжем, что во имя твое. О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: „Лучше поработите нас, но накормите нас“. Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! <���…> Взгляни же, что сделал ты далее. И все опять во имя свободы! Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя — о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть. В этом ты был прав» [30] Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. М.: Гослитиздат, 1958. Т. 9. С. 317–320.
.
Читать дальше