Хорхе Бергольо - О небесном и о земном

Скорка:

– В иудаизме обучение будущих раввинов – дело нелегкое, потому что источники, которые мы изучаем, написаны на иврите и арамейском. Преподавание ведется на иврите. Вдобавок как только студент более-менее наберется минимальных знаний, он начинает служить помощником раввина, поскольку у нас дефицит религиозных наставников. Разумеется, в нашей учебной программе тоже есть такие дисциплины, как философия, священная история, талмудистика, история, библейская критика. Поскольку наша Раввинская семинария [35]принадлежит к направлению консервативного иудаизма [36], спектр познаний и толкований источников очень широк. Мы также анализируем еврейскую литературу всех времен и прочие материалы, которые имеют отношение к пастырской деятельности, – по психологии, социологии, антропологии. Для нас важно, чтобы все, кто поступает в семинарию, уже имели бы университетский диплом либо параллельно получали бы образование по какому-то другому профилю.

Бергольо:

– Для поступления в католическую семинарию университетский диплом не обязателен. Семинаристы получают диплом в области теологии или философии, но в реальности у нас все больше семинаристов, которые уже окончили университет или проучились там два-три курса. Как видите, времена меняются, семинаристами становятся люди чуть постарше. И это намного лучше, потому что в Буэнос-Айресском университете узнаешь реальную жизнь, разные точки зрения на мир, разные научные подходы, проникаешься космополитизмом… Это помогает крепко стоять обеими ногами на земле.

Скорка:

– Именно для этого мы и требуем вначале получить высшее образование – чтобы у священнослужителей имелось знание реальной жизни. Идеальный вариант – высшее гуманитарное образование. Но это не непреложное правило – кстати, я лично защитил диссертацию по химии в Буэнос-Айресском университете. Бога можно познать и через совершенство Его творений. Я видел себя ученым в той или иной научной области, хотя мне всегда нравилось изучать иудаику. И в определенный момент я посвятил себя ее изучению. А когда писалась моя диссертация, я одновременно уже служил раввином. Как говаривал Эйнштейн, я охотно ознакомился бы с планом, по которому Бог создавал Вселенную. Мне не кажется, что между религией и наукой есть противоречия. Тот факт, что мы способны открывать какие-то закономерности, – для меня что-то вроде подсказок, которые Бог дает человеку.

Бергольо:

– Мы принимаем в семинарию лишь около сорока процентов от тех, кто подает заявления. То есть мы должны увидеть в человеке подлинное призвание. Есть, к примеру, определенные психологические явления или неврозы, порождающие потребность во внешних гарантиях безопасности. Некоторым людям кажется, что собственными силами они не смогут преуспеть в жизни, и они стремятся вступить в разного рода корпорации, которые бы о них позаботились. Одна из таких корпораций – духовенство. Но мы присматриваемся к абитуриентам зорко, стараемся хорошенько узнать тех, кто проявляет интерес к семинарии, еще до поступления подвергаем их доскональному психологическому тестированию. Затем на подготовительном курсе, который проводится по субботам и воскресеньям в течение года, мы наблюдаем и стараемся отличить тех, у кого есть подлинное призвание, от тех, кто понимает призвание ошибочно или просто ищет убежища от житейских бурь. Есть гипотеза, что призваны все входящие, но порой случается так, что они впоследствии изменяют своему призванию. Так случилось с Саулом: он был призван, но предал Бога [37]. Один из примеров – феномен «обмирщения». Обмирщенные священники и епископы были во все времена. В обывательском понимании обмирщение – это когда у священника есть тайная жена, но существует много других разновидностей потенциальной «двойной жизни». Некоторые пытаются торговать религией ради достижения политических выгод или мирских благ [38]. Католический теолог Анри де Любак говорит: самое страшное, что может случиться с тем, кто призван и помазан во священство – это жизнь в согласии с миром, а не в согласии с Законом и Евангелием. Если бы это случилось со всей Церковью, то ситуация была бы намного ужаснее, чем в постыдные времена пастырей-распутников. Самое худшее, что может с нами случиться на поприще священства, – это превращение в мирских людей, так сказать, в священников или епископов «лайт».

Скорка:

– Иудаизм тоже рекомендует не погрязать в мирской жизни. Одно изречение Талмуда гласит, что мудрецы порицают тех, кто стремится жить заботами о дне сегодняшнем, презирая или оставляя «на потом» заботы о жизни вечной. Ведь все наши поступки будут иметь продолжение в будущем, в грядущем мире. В этом мы с вами единодушны, но я бы поставил вопрос – и тут мы имеем одно из различий между иудейским и католическим мировоззрениями – как этого добиться. Католическая церковь в определенный момент решила предъявить своим служителям максимальные требования: полное послушание, безбрачие. Требуется, чтобы священник жил в мире, но с мирским не соприкасался. В иудаизме по-другому. Иудаизм говорит: «Ты должен принять вызов – жить в мире, бороться со всеми трудностями, которые занесет в твой дом сиюминутная мода, твердо держаться наших ценностей». И все же в еврейской общине тоже есть люди, которые истово следуют традициям, затворяются в собственном «гетто» и контактируют с внешним миром только по острой необходимости. Я, однако, принадлежу к консервативному – лучше назвать его «традиционным» – иудаизму, который предлагает евреям совмещать две вещи: существовать в реальности со всеми ее сложностями, но неотступно следовать принципу, который запрещает погрязать в мирском. Конечно, так жить нелегко, это одна из главных проблем современного иудаизма. Нынче мы больше не живем в гетто, мы превратились в космополитов. И трудности у нас теперь другие – мы сопротивляемся модным увлечениям, стараемся не забывать о духовных поисках. В католицизме перед священником ставится колоссально трудная задача: находиться среди людей, не затворяться в своей башне из слоновой кости. Та же задача ставится в строго традиционном иудаизме. Проблема общая – не дать себе увлечься мирским, корни проблемы – одни и те же, но решения мы с вами предлагаем разные.