Джед МакКенна - Духовная война

Такие вопросы я задавал себе, когда решил встретиться с группой Брэтт и попрощаться с ними, и как только эти вопросы возникли в моей голове, я уже знал ответ. Memento mori. Помни о смерти.

Чем может обернуться весь этот духовный поиск? Каков самый худший сценарий? Если оставить эти вопросы открытыми, они могут ужасать и парализовать, особенно когда пускаешься в одинокое путешествие за пределы нанесённых на карту территорий.

Ответ на эти вопросы, к счастью, смерть. Нет ничего хуже смерти, смерть — это наихудший вариант развития событий. Вот чем всё заканчивается. Вот она – оборотная сторона во всей своей красе. Вы умрёте. И конечно же, вы умрёте в любом случае, поэтому это и проблемой-то не является.

Этот простой вывод меня всегда успокаивал и придавал мне сил. Моё собственное путешествие стало возможным благодаря тому, что этот вопрос – каков наихудший сценарий? – был чётко определён. Смерть абсолютна. Как ничто больше в царстве сна, смерть очевидна и несомненна. Это то место, куда мы все направляемся, предпринимаем ли мы своё путешествие или нет. Не важно, что вы делаете, не важно насколько ужасно ваше положение, оно не может вечно становиться всё хуже и хуже. Этому есть предел. И так как я в любом случае умру, вопрос только в том, когда, то в действительности это вообще не может быть плохим.

Такой легкомысленный подход к смерти не подразумевает уменьшение агонии от срывания с себя кожи слой за слоем, когда лишаешься своего эмоционального содержания и связей. Это ужасная сторона процесса, но эти раны, в сущности, заживают мгновенно. Скорее даже, никаких ран не остаётся. Что ушло – ушло, что сделано, то сделано. С каждым шагом мы оставляем позади то, за пределы чего выходим. Не остаётся никакого багажа, так как освобождение от багажа — это суть процесса. То, что причиняет боль, удаляется, и когда его нет, нет и боли. Остаётся лишь облегчение и тихое, мимолётное любопытство. Это как удалить больной зуб или оторвать присохшую повязку, трудная часть — это страх до и боль во время. После ампутации заражённого гангреной омертвелого куска эмоциональной плоти не остаётся синдрома фантомных болей – просто приятное ничто.

Пока не даст о себе знать новая боль, начиная следующий цикл.

Было уже поздно, около десяти часов. Пока все спускались к озеру, перекусывали и размещались, чтобы провести остаток вечера, мы с Лизой поднялись в дом и поговорили с Мелиссой. Мы встречались с ней раньше и отдали ей маленькую шкатулку для драгоценностей, где хранился подарок, который собрались подарить ей позже. Она знала о нём уже несколько месяцев, но я бы не хотел, чтобы она впервые увидела его перед всей группой. Лучше, если сначала она проведёт какое-то время с ним наедине. Теперь я забрал его и отправился вниз к озеру, а Лиза осталась с ней. Мы подошли к центральной части вечера. Я немного поговорю, мы представим дочь Брэтт Мелиссу, сделаем маленькое подношение, а затем Лиза и я уедем, и после прекрасной поездки по автостраде Блю Ридж Паркуэй я сяду на ночной авиарейс до Дэнвера.

Позади меня горел костёр, над головой светила яркая луна, кое-где скрытая серебряными клоками облаков, слева – озеро, справа – большое, огороженное забором, поле, а передо мной сидели около ста человек на расставленных ровными рядами складных стульях, а за ними белел натянутый тент. В течении всего вечера мелкий дождь то начинался, то прекращался, но нам не пришлось от него укрываться. Мне показалось, что ровные ряды сидений не очень красиво смотрятся. Это создавало впечатление театра, где мы с костром были на сцене, а все они на стульях – в зрительном зале. Я попросил каждого взять свой стул и придвинуться ближе, образовав полукруг вокруг меня и огня. Спустя пару минут все устроились, и стало уютнее. Я подбросил в костёр дров, пока все усаживались. Потом подождал, пока все не обратили внимание ко мне.

Я вытащил из кармана шкатулку. Она была сделана из чёрного орехового дерева со стеклянным окошком наверху, так что можно было видеть, что внутри, не открывая. Внутри на ложе из чёрного шёлка покоился довольно больших размеров бриллиант на тонкой золотой цепочке. Все, кто его видел, охали и ахали. Я подержал его, любуясь, как он сверкает в свете костра, и передал шкатулку с маленьким фонарикомбрелком кому-то в переднем ряду.

— Это наш подарок Мелиссе в память о Брэтт, – сказал я, – Надеюсь, вы оцените символику, которую олицетворяет этот бриллиант. Передавайте по кругу.