М. Хитров: Святой Алексей, человек Божий

Привратник, вооруженный тростью, почтительно пропускал высоких посетителей. С другими он не очень церемонился, а мелких людей прямо прогонял прочь и запирал двери пред самым носом. Порой он вступал в разговоры, более или менее шутливого свойства, с толпой посетителей. Вслед за важным сановником хотел было пройти и наш знакомый, управляющий виллой.

– Ты куда лезешь? – крикнул привратник. – Вот явился вовремя.

– Мне бы хотелось лично передать господину о той радости, которую все, знающие его в наших окрестностях, выразили по случаю счастливого события.

– Вот чего захотел – лично… Теперь не проберешься. Приходи в другое время… Нашел сдуру чему радоваться, – проворчал уже про себя привратник. – Деревенщина, прямо деревенщина… До сих пор не житье было, а праздник: чего только ни захочешь, то и проси… А тут наследник…

Эта мысль, видимо, омрачила веселое настроение привратника, и, окинув толпу сердитым взглядом, он объявил, что прием на нынешний день должен быть прекращен.

В атриуме, среди обширного помещения, окруженного колоннадой, набралось уже множество посетителей в ожидании выхода Евфимиана. Великолепие и пышность этой части дома, блеск мрамора, обилие нарядной прислуги в шелковых одеждах с золотыми поясами внушали непривычному посетителю невольную робость. Люди близкие и высокопоставленные прямо допускались во внутренние покои.

Среди многоразличной толпы, собравшейся в атриуме, шли оживленные разговоры. Большею частью передавались городские сплетни и новости. Но в одном углу происходил оживленный разговор между двумя лицами, очевидно интересовавший обоих.

– Да, твоя правда. Этот дом приходится вычеркнуть из списка… Надежды на получение наследства больше нет!

– Хорошо тебе, – возразил другой. – У тебя есть еще в запасе довольно-таки старцев, на которых ты можешь рассчитывать. А у меня только и был этот дом. Сколько трудов, искательств, прислуживаний пропало даром…

– Признаюсь, я всегда смотрел на тебя с сожалением, видя, как ты выбивался из сил, угождая Евфимиану. Но ужели ты в самом деле мог рассчитывать, что тебе достанется хоть что-нибудь? Разве ты не видел, как почтенные духовные отцы наши добивались того же? Ужели ты мог сомневаться еще в том, что, воспользовавшись благочестием Евфимиана, они во всяком случае направили бы его волю по своему благоусмотрению [1] Римское духовенство, как известно, уже в IV столетии отличалось сильным пристрастием к богатству, роскоши и наружному блеску. ?

– Правда. Но скоро, я полагаю, настанет конец их высокомерию и алчности. Ты знаешь, конечно, что

Юлиан уже объявлен цезарем, а он, говорят, до крайности возмущен поведением духовенства.

– Ну, с такими мыслями и надеждами ты не заслужишь спасения.

– Что же делать? Двум господам нельзя служить, и ты сам на себе можешь испытать это…

Собеседник с неудовольствием отвернулся.

Во внутренних покоях между высокими посетителями Евфимиана происходили также оживленные разговоры по случаю объявления Юлиана цезарем и вероятного в недалеком будущем вступления его на престол.

– Церковь Божия переживает истиннотревожные дни, – говорил один из почтенных гостей Евфимиана. – Точно с великим Константином священной памяти закатилось солнце наше и настала бурная ночь, под покровом которой творятся беззакония. Ариева ересь, точно раненое, но не пораженное насмерть, чудовище, снова поднимает к ужасу всех истинно верующих свою голову. Защитники истинной веры изгоняются, великий Афанасий должен укрываться в пустынях египетских, а на его место в великой Александрии, оружием возводится на престол апостольский почти полуязычник. Кровь льется рекою…

– А у нас, в Риме, разве лучше идут дела? – возразил другой. – Не возмутительно ли, что презренные евнухи, как заговорщики, решают низложить и, точно воры, ночью похищают у паствы любимого пастыря? Блаженный, горячо всеми любимый Аиберий в ссылке, а на его месте – Феликс, незаконно избранный и посвященный.

– Наперекор императору, мы останемся верны своему пастырю и никогда не признаем узурпатора. Решено уже всеми неотступно просить императора о возвращении Либерия.

– Но кто скажет, какой успех будет иметь это ходатайство?

– Не в этом, мне кажется, заключается главная опасность нашего времени. Меня приводит в ужас одна мысль о назначении цезарем Юлиана. Я хорошо его знаю. Церковь в своих недрах воспитала такого заклятого врага имени Христова, который принесет вреда едва ли не больше, чем самые яростные гонители прежних времен.