Руперт Спайра - Присутствие. Том 2. Cокровенность переживания

Название моей первой книги «Прозрачность вещей» было попыткой указать, что весь наш так называемый объективный опыт – тело, мир, вещи и другие сделаны из той же прозрачной, открытой, пустой, светящейся субстанции, что и Сознание, в котором они появляются.

Название данной книги – «Присутствие», и оно идет на шаг дальше. В первую очередь нет никаких «вещей», чтобы быть прозрачными. Всегда есть просто осознающее Присутствие, осознающее, пребывающее и любящее себя, иногда покоящееся в осознании своего собственного Бытия, а иногда одновременно осознающее себя, пребывающее собой и любящее себя в каждом мельчайшем жесте кажущегося ума, тела и мира и в качестве их.

Пытаясь поделиться этим практическим пониманием переживания, следует (в большинстве случаев это просто необходимо) иметь свободу, чувствительность и гибкость, чтобы, в зависимости от задаваемого вопроса, начать в любой точке кажущегося пути понимания или любви и изучать природу переживания с этого места, принимая то, что скрыто в этом вопросе, в качестве отправной точки.

Большая часть того, о чем говорится в этой книге, была подсказана задаваемым вопросом, потому что без вопросов нет особых побуждений, чтобы сформулировать то, что на самом деле не может быть сформулировано. Таким образом, в большинстве случаев то, что сказано здесь, будет начинаться с базовой посылки, заложенной в вопросе. Из этого будет исходить прямая формулировка природы переживания, возможная в данных обстоятельствах.

Однако это не может произойти мгновенно. Может потребоваться растянутый во времени кажущийся процесс, в котором мы медленно, сокровенно и осторожно движемся от наших предположений (которые могут выражаться в форме убеждений или чувств) к нашему непосредственному переживанию. Как много времени это продлится и насколько прямо мы будем идти, зависит от природы сопротивления двойственного ума, вовлеченного в эту беседу. Мы можем пойти прямо оттуда самым коротким и прямым путем к реальности нашего переживания или мы можем действовать медленно и даже не совсем завершить полное исследование, оставляя его завершение тому, кто задает вопрос.

Таким образом, реальность нашего переживания преломляется в формулировки, число которых будет равно количеству вопросов. Ни одна из этих формулировок не будет абсолютно верной, но каждая из них с любовью и пониманием подогнана к содержанию, скрытому в вопросе и выраженному в нем.

Наши беседы подобны танцу, глубоко, тонко и с любовью следующему за двойственным умом во всех его абстрактных, запутанных и ошибочных убеждениях. Танец с умом длится до тех пор, пока он хочет танцевать. При этом не производится никаких попыток подменить одно понятие другим, считающимся абсолютно верным, но все время используются концепции для того, чтобы растворить затвердевшую оболочку абстрактного мышления, в которую кажутся заключенными наши переживания. Тем самым оставляется необработанная реальность обнаженного переживания, сияющего самого по себе и в самом себе, как это всегда было.

Таким способом мы избегаем ловушки, заключающейся в ответе на все вопросы с помощью одной и той же абсолютной истины (можно подумать, что абсолютная истина может точно быть сформулирована), которая, хотя и кажется неопровержимой, может быть просто еще одним прибежищем для чувства обособленного «я», прибежищем недвойственного перфекционизма. Прежде всего, эта свобода от новой условности недвойственного перфекционизма дает возможность совершенно ясно понять, что реальность переживания не может быть адекватно сформулирована умом. И маленькие несовершенства, имеющиеся в каждой фразе, – постоянные напоминания об этом.

На самом деле слова – это наименьшая часть того, о чем говорится здесь. Однако, будучи заключены в эту письменную форму, они могут на время взять на себя большее значение, чем того заслуживают. Истинная суть этих слов, скорее, практическое понимание, из которого они исходят, открывает возможность широкого разнообразия выражений и формулировок, в том числе даже тех, которые, как может показаться, потворствуют кажущемуся независимому существованию объектов, сущностей, вещей и мира, если это необходимо.

Любое учение, которое в качестве универсального ответа на все вопросы вновь и вновь механически твердит одну и ту же абсолютную истину, в лучшем случае является догматическим, а в худшем – сомнительным. Истинное недвойственное понимание подобно взрыву, оно не может содержаться ни в какой форме. Оно всегда уничтожает на корню любые попытки ума поймать, связать, упаковать или контролировать его. Этот взрыв может быть неистовым, а может и не быть таковым. С тем же успехом он может быть мягким, почти незаметным растворением.