С. Худиев - Зачем мы верим в Бога?

Эту точку зрения хорошо сформулировал, например, французский ученый Жак Моно: «Человек должен наконец пробудиться от тысячелетнего сна, и, пробудившись, он окажется в полном одиночестве, в абсолютной изоляции. Лишь тогда он наконец осознает, что, подобно цыгану, живет на краю чуждого ему мира. Мира, глухого к его музыке, безразличного к его чаяниям, равно как и к его страданиям или преступлениям… Человек наконец сознает свое одиночество в равнодушной бескрайности Вселенной, из которой он возник по воле случая». И, наверное, еще лучше об этом сказал русский поэт Георгий Иванов:

С материалистической точки зрения все человеческие надежды, мечты, надежды и страхи – побочный продукт электрохимических реакций в коре головного мозга, которые навсегда прекратятся в момент физической смерти. Мироздание бесцельно и лишено какого бы то ни было смысла. Как сказал известный атеистический публицист Ричард Докинз, «во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия». Слепые и бессмысленные силы, приведшие нас в бытие, так же слепо и бессмысленно нас уничтожат.

Последовательное отрицание Бога делает жизнь «блужданием в бесконечном ничто», где нет ни верха ни низа, ни целей, ни ориентиров; достаточно серьезные и глубокие атеисты давно это обнаружили. У Альбера Камю хватает последовательности признать, что жизнь абсурдна. Его соотечественник, Жан-Поль Сартр, определяет человека как «бесполезную страсть». Пионерское бодрячество – вот избавимся от древних суеверий и запируем на просторе – предлагает игнорировать тот очевидный факт, что этот простор, как только мы оглядимся, оказывается бесконечной ледяной пустыней. На вопросы, которые мы ставим, – почему мы живем? почему умираем? и что нам делать? – просто не существует ответа. Как это сформулировал известный атеистический публицист Кристофер Хитченс, когда ему диагностировали смертельную форму рака: «На дурацкий вопрос “а почему меня?” мироздание едва утруждает себя ответом “а почему нет?”».

Но кроме пионерского бодрячества, которое ищет заглушить трагизм человеческого существования битьем в барабаны и скандированием речёвок, атеизм предлагает и другой вариант – мужественное принятие истины, какой бы удручающей она ни была. Да, Бога нет, жизнь бессмысленна и обречена, но мы будем мужественно смотреть в лицо бездне, бросая вызов неизбежности. Лучше прямо смотреть в лицо суровой реальности, чем искать утешения в религиозных иллюзиях.

Этот подход апеллирует к определенным ценностям: лучше быть мужественным, чем трусливым; лучше быть приверженным истине, чем иллюзии; лучше смотреть в лицо реальности, чем жить в мире фантазий, а вот предаваться самообману – плохо. Беда в том, что эти ценности полностью бессмысленны в атеистической вселенной. Вера в то, что мы имеем нравственное обязательство искать истину, а найдя – хранить ей верность, причем в этом нам следует проявлять стойкость и мужество, является наследием христианского взгляда на мир. В мире, сотворенном Богом, у нас действительно есть объективные нравственные обязательства, одно из которых – искать истину. В христианской картине мира у человека есть подлинное благо и предназначение, которое как раз и состоит в том, чтобы познать истину – то есть живого и истинного Бога – и возрадоваться ей вовеки. Но в атеистическом мироздании истина не является ни личностной, ни благой. В ней нет ничего, кроме «слепого, безжалостного безразличия». У нас нет ни долга ее искать, ни уверенности в том, что найти ее – стоит.

В этом случае бессмысленно говорить о том, что мужество, с которым человек смотрит в лицо унылой реальности, достойно похвалы – достойно в чьих глазах? Никакого высшего Судии, который мог бы судить деяния по их истинному достоинству, нет; наши суждения «это достойно, а это – нет» не соотносятся ни с какой объективной реальностью. Вы можете считать определенный поступок достойным, я – дурацким; спрашивать, кто из нас прав, бессмысленно, потому что в мироздании без Бога просто нет никакого объективного критерия, по которому мы могли бы быть правы или неправы; наши суждения являются одинаково пустым сотрясением воздуха.