Николай Шахмагонов - Судьба России в пророчествах русских святых. В законе Всевышнего воля его

Якубович пошёл, но совершил новую подлость. Он заявил восставшим, ободряя их и призывая тем самым к продолжению бунта:

– Держитесь, там все вас сильно боятся, – и, произнеся эту предательскую и лживую фразу, поспешил скрыться, чтобы не быть среди тех, кто должен вот-вот оказаться под огнём.

Между тем, Николай Павлович всё ещё медлил, всё ещё надеялся решить дело без пролития крови, хотя и понимал, что сам в любую минуту может стать жертвою убийц. К нему подходили офицеры, и неведомо было, кто из них верен ему, а кто идёт со злыми намерениями. Помощник планируемого диктатора Трубецкого, некто Булатов, вслед за Якубовичем подкрадывался к Николаю Павловичу, бродил рядом, как вспоминал потом сам, «мучительно, бессильно порывался убить», но мужества явно не хватило.

Известно, кстати, что накануне тянули жребий, кто будет стрелять в Императора. Стрелять выпало Каховскому, но тот наотрез отказался, пояснив, что не хочет рисковать жизнью ради того, чтобы все лавры от этого выстрела достались Бестужевым. Каховского прогнали. Однако, он самовольно явился 14 декабря на Сенатскую площадь в гражданской одежде и без оружия, чтобы оценить обстановку и окончательно решить, быть ли с восставшими или скрыться, пока не поздно.

Эта омерзительная личность с утраченной ориентацией имела крайне низкие моральные качества. Каховского неоднократно изгоняли из армии за трусость, низость и дурные наклонности, но он каким-то чудом вновь и вновь восстанавливался в службе. Вот и в то утро с лёгкостью снял военный мундир, хотя как раз был период, когда он числился в офицерах.

Между тем, Николай Павлович направил к войскам генерал-губернатора Санкт-Петербурга генерала от инфантерии Михаила Андреевича Милорадовича, которого называли «храбрейшим из храбрых», а истинные воины, защитники Отечества, искренне уважали и любили. Но всё дело в том, что среди мятежных офицеров мало было истинных воинов. В основном её составлял светский сброд, для которого воинская служба казалась престижным времяпрепровождением, а военная форма – предметом обольщения дам.

А вот в солдатских рядах сразу началось брожение, когда перед строем появился прославленный генерал – герой Отечественной войны 1812 года, ведь среди старших по службе возрастов было немало участников битв с Наполеоном. Всё могло кончиться миром – войска, казалось, готовы были сложить оружие. И тогда Каховский подбежал к Бестужеву, выхватил у него из-за пояса пистолет, незаметно, со спины, приблизился к Милорадовичу, ударил ножом его коня, а когда граф обернулся, чтобы узнать, в чём дело, выстрелил в упор, смертельно ранив. Командир лейб-гвардии Гренадерского полка генерал Штюллер, увидев это, смело подскакал, чтобы поймать падавшего с коня Милорадовича, но Каховский сразил его смертельным выстрелом.

Великий князь Михаил Павлович поскакал на выстрелы. Каховский прицелился в него. Но тут уж не выдержали обманутые дворянчиками нижние чины. Три матроса одновременно бросились к мерзкому и коварному чудовищу Каховскому и выбили у него из рук пистолет.

Один из современников с горечью писал: «Милорадович и Каховский! Даже неудобно сравнивать эти два имени. Один – прославленный патриот и мужественный воин, второй – фантазёр и государственный преступник, кончивший жизнь на виселице».

Николай Первый! Его роль в великом прошлом России долгое время затушёвывалась, отчасти, из-за решительного разгрома масонского антироссийского, направляемого с запада бунта декабристов, объявленного питекантропами от революции выступлением за счастье народное. Когда же это, позвольте спросить, революционеры выступали за счастье народное? За личный карман, за личную власть – другое дело. Но за народ – никогда.

И разве можем мы найти в среде вождей революционных такого, кто готов был рискнуть своей жизнью во имя спасения Отечества и своего народа?

Да, был один единственный – Товарищ Сталин. Но он не был революционным вождём, он был Самодержавным вождём, он был реставратором Православного Самодержавия в России. Сталин, как известно, не уехал из Москвы в критические дни сорок первого, хотя всё советское правительство отправил в Куйбышев. Когда Жуков попросил у него разрешения перенести штаб Западного фронта из Перхушково на Белорусский вокзал – с вокзала то уехать, в случае чего, проще, Сталин заявил, что, если тот боится оставаться в Перхушково, то сам займёт там его место.

Известно, что ленинское правительство драпануло в Москву из Петрограда, подмазав пятки, а Сталин остался защищать город от Юденича. Хрущёв, умудрившийся сделать за короткий срок своего правления хлеборобную Россию бесхлебной, едва узнав о Новочеркасских событиях, повинен в которых был, прежде всего, сам, вместо того, чтобы подобно Николаю Первому, выехать к восставшим и вразумить их, приказал расстрелять рабочих. А ведь именно он, Хрущёв, вместо Сталинского планомерного (примерно два раза в год) снижения цен на необходимые продукты питания, перечень которых исчислялся при Сталине десятками, организовал планомерное, причём в денежном эквиваленте более стремительное, повышение цен на те же продукты. И он, Хрущёв, после этого был возмущён недовольством рабочих.