Марк Юргенсмейер - «Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Поэтому вопрос о том, почему религиозный терроризм возник именно в данный момент истории, следует поместить в контекст, под которым я понимаю связанные с насилием исторические обстоятельства, социальные локусы и взгляды. Чтобы в них разобраться, мы обратимся не только к представлениям вовлеченных в акты насилия религиозных активистов, но и к сообществам их сторонников, а также к идеологиям, приверженцами коих они являются.

Терроризм – почти никогда не одиночный акт. Когда братья Куаши напали на редакцию парижского сатирического журнала «Шарли Эбдо», множество их собратьев из числа алжирских иммигрантов сочли это заслуженной местью за то, что рассматривали как глумление над ними самими и их религией. Расстреливая молодежный лагерь, норвежец Андерс Брейвик воображал, что эту его попытку остановить мультикультурализм и распространение мусульманской культуры оценят едва ли не все расисты-христиане, – и кто-то из них, быть может, и оценил. Когда доктор Барух Гольдштейн заходил с автоматом в Пещеру Патриархов, то делал это с молчаливого одобрения его собратьев-евреев из близлежащего поселения Кирьят-Арба. В Мьянме, когда разъяренные толпы буддистов врывались в мечети и торговые лавки своих соседей-мусульман, подстрекали их к этому воинственные монахи. Когда в городе Пенсакола, штат Флорида, преподобный Пол Хилл убил выстрелом из дробовика врача Джона Бриттона и его телохранителя у самых дверей клиники, определенные христианские круги агрессивных сторонников запрета абортов со всех США горячо приветствовали его поступок. Когда Мохаммед Атта и его подельники из «Аль-Каиды» угнали в Бостоне коммерческие авиалайнеры, которые спустя некоторое время врезались в башни-близнецы Всемирного торгового центра и мгновенно обратили их в руины, то было частью хорошо согласованного плана, в котором участвовали десятки их сообщников и сотни – а может, и тысячи – людей в США, Европе, Афганистане, Саудовской Аравии и так далее по всему миру.

Как показывают эти примеры, для успеха теракту нужны сторонники и, в некоторых случаях, разветвленная организационная сеть. Ему также требуется невероятная моральная убежденность самих нападающих, чтобы оправдать массовое разрушение материальных объектов или безжалостное посягательство на чужую жизнь – особенно тех, кто им незнаком и к кому они не питают никакой личной вражды. Не обойтись тут и без немалой внутренней убежденности, социального признания и одобрения со стороны легитимирующей идеологии или авторитетной личности. Вследствие того, что таким актам необходима моральная, идеологическая и организационная поддержка, они, как правило, готовятся сообща – как тот заговор, что привел к распылению нервно-паралитического газа в токийском метро, или тщательно спланированные бомбовые атаки ИГИЛ.

Даже если какие-то акты и похожи на самодеятельность отдельных энтузиастов, у них часто есть сетевая поддержка и идеологическое обоснование, хотя бы и не столь очевидные. Игаль Амир, убийца Ицхака Рабина, принадлежал к движению мессианского сионизма, широко представленного как в Израиле, так и за его пределами. За атакой братьев Царнаевых на финише Бостонского марафона стояла группа сторонников независимости Чечни от России. За Тимоти Маквеем, осужденным за подрыв федерального здания в Оклахома-Сити, была субкультура воинствующих христиан, сообщества которых рассеяны по всем США. За норвежским «поборником» христианства Андерсом Брейвиком, устроившим в 2011 году кошмарную бойню в молодежном лагере неподалеку от Осло, стояла европейская субкультура ненависти к мусульманским мигрантам [14] Turrettini U. The Mystery of the Lone Wolf Killer: Anders Behring Breivik and the Threat of Terror in Plain Sight. Pegasus, 2015. . В 1993‐м взрывы во Всемирном торговом центре изначально считались делом рук кучки сторонников незрячего египетского шейха; их обширные связи с «Аль-Каидой» – международной сетью исламских активистов по главе с Усамой бен Ладеном – обнаружились лишь позднее. Во всех этих случаях действия активистов поддерживали, по их мнению, не только другие люди, но и витающее в воздухе чувство, будто мир и так уже полон насилия, и обуявшие его великие битвы морально оправдывают их собственные насильственные действия.

Ощущение, будто твоя община уже еле держится под градом ударов и что собственные твои действия являются лишь ответом на это насилие – один из существеннейших аспектов таких культур. В некоторых случаях это чувство с готовностью разделяют и сочувствующие извне движения – так, скажем, множество людей по всему миру считают переживание угнетенности со стороны палестинских мусульман хотя и прискорбной, но понятной реакцией на ситуацию политического контроля. В случае же, например, воображаемого угнетения воинствующих христиан или буддийского «Движения 969» в Мьянме, страхов, что полчища мусульман сотрут с лица земли чью-то культуру, или обвинений международных правительств и ООН в сговоре с целью кого-то закабалить большинство соглашается, что это параноидный бред. Прочие кейсы – связанные, например, с сикхскими боевиками в Индии, еврейскими поселенцами на Западном берегу, мусульманскими политиками в Алжире, воинствующими католиками и протестантами в Северной Ирландии и «антиабортниками» в США, – весьма противоречивы, и трезво мыслящие люди тут есть с обеих сторон. Во множестве случаев, таких как теракты ИГИЛ или «Аль-Каиды», конкретные политические конфликты перерастают в масштабную духовную брань.